и ручеёк моей алой крови стекает по ней на папу. Сознание стало улетать куда-то в неведомое пространство. Я из последних сил, превозмогая жуткую боль, достала из кармана рацию, включила и на последнем дыхании… — Срочно врача в апартаменты Сэма. Оглушающая тишина и ослепляющая темнота окутали меня со всех сторон. Не было ничего, ни ощущение тела, ни мыслей, ни воспоминаний. Только время. Время, которое неумолимо шло и шло, не обращая внимания ни на меня, ни на темноту, ни на тишину. А есть ли я? А была ли я? И всё-таки меня не покидало ощущение, что я жива. Я чувствую время, а оно, как говорится, лечит. Маленькая зелёная точка. Ну, хоть что-то. Я смотрела на неё целую вечность. А где же луч света? Где коридор, который описывают люди, испытавшие клиническую смерть? О, надо же, я это помню. Бу-бух, бу-бух… Стало раздаваться в моих ушах. Это что? А, это же моё сердце завелось. А что так громко? Мои лёгкие сделали полный вдох, и я услышала, как воздух наполняет меня. Шумно. Забурлила кровь, текущая по моим сосудам. Где-то далеко-далеко кто-то ломится в дверь и что-то кричит. Сознание постепенно возвращается, понемногу я стала ощущать своё тело. Боль. Боль от штыря, пронзившего меня насквозь. Усиливается. Сейчас на стену полезу. Когда в нас КАМАЗ въехал было так же. Стон сам собой вырвался из гортани, отвлекая от нарастающих ощущений. Появилось чувство, что я сижу на коленях, моя попа покоится на пятках, тело слегка наклонено вперёд, а голова опущена вниз. Я открыла глаза. Так и есть. Передо мной всё та же заточка, торчащая из груди, вот только кровь уже не капает с неё. Одна моя рука лежит на папе, прикрывая сквозную рану, а вторая держит рацию, из которой рвётся чей-то голос. Бедная дверь еле выдерживает удары, оглушающий звук которых нарастает с каждым разом. Боль постепенно прошла, как будто кто-то плавно убавил ручку громкости на старом телевизоре. Я поднесла рацию к губам и нажала на кнопку. — Отбой, не нужно врача. Удары в дверь прекратились, и недовольные удаляющиеся голоса дали понять, что за дверью больше никого нет. Выключив рацию, я почувствовала, что под рукой, лежащей на папе, появилось дыхание. Он глубоко вдохнул, и я чуть приподняла руку. Кровотечения не было, только сгусток запёкшейся крови потянулся за моей ладонью. Неожиданно зажужжал моторчик робота, и я увидела, как конец заточки медленно заползает обратно в мою грудь. Немного больновато, но терпимо. Я упёрлась руками в папу, чтобы не упасть, когда остриё выйдет из меня полностью, и во́время это сделала. Как только конец скрылся во мне, моторчик взвизгнул, и заточка резко вышла из моей спины, со щелчком скрывшись в механизме робота. Отверстия в моём теле начали зудеть и медленно затягиваться. Через минуту я была как новенькая, только две дырки в халате зияли кровавыми потёками и ошмётками рваного материала. Отец открыл глаза и пошевелился. — Папа, папочка, ты живой, — я снова расплакалась, но мою истерику прервал голос из компьютера. — Копирование завершено. Щёлкнул механизм, и жёсткий диск на одну треть вышел из слота, призывно предлагая взять его. Я протянула руку, вытащила его и положила в карман. — Процесс уничтожения данных запущен, — оповестил приятный женский голос. Папа неуклюже начал вставать, и я помогла ему, протянув руку. — Ух ты, я всё ещё жив! Ощущения такие же, как в прошлый раз, когда очнулся на твоём плече после аварии. Так же голова не держится, — сказал он, вытирая со лба пот, смешанный с кровью. Он, пошатываясь, подошёл к синюшному телу Сэма, пощупал пульс на его шее,