свой член через кольцо-кляп ей в рот. Сначала она была выбита из колеи, как будто пыталась вытолкнуть его своим языком, но вскоре она начала жадно и умело сосать его член доставляя Джеймсу Гордону ощущения, которых он никогда раньше не испытывал. Он не мог поверить в то удовольствие, которое испытывал. Как могла такая юная девушка доставлять такие удовольствия совершенно незнакомому человеку! И вспомнив ее имя, его охватило чувство вины, когда он представил, какой была его собственная дочь и, что бы она сказала бы, если бы знала об этом, из-за этого он еще больше разозлился на девушку.
—Шлюха! —пробормотал он себе под нос, когда она жадно проглотила его сперму.
Барбара поморщилась от дискомфорта, но с плотно связанными запястьями и лодыжками и толстым кожаным ошейником на шее это было все, что она могла сделать. Когда все гости жадно уставились на ее тело, ей стало так стыдно, что захотелось опустить голову и спрятать лицо, но снова все, что она могла, это опустить глаза и избежать их пристального взгляда. Ее груди казались больше, свисая вниз, а изгиб ее задницы подчеркивался ее позой, вызывая множество непристойных комментариев от гостей. Презентационная речь мадам Дюваль только усугубила ситуацию. Барбара была представлена как мазохистская шлюха, которой нравилось, когда ее грубо использовали, и желательно сразу несколько мужчин. Но по мере того, как она слушала, Барбара действительно чувствовала, что возбуждается. Сначала ей было стыдно за себя, но затем, думая, что ее маска защитит ее личность от этих мужчин, она отдалась этому извращенному удовольствию, которое находила в унизительных словах мадам, втайне надеясь, что мужчины будут настолько возбуждены, что положат руки на ее тело и начнут приставать к ней немедленно. Она закрыла глаза, и ее дыхание участилось, когда мадам речь Дюваль продолжалась.
Затем мадам замолчала. Удивленная и расстроенная, Барбара открыла глаза, чтобы посмотреть, что происходит. Ее сердце упало, когда она увидела Фрэнка, открывшего дверь. На самом деле она не была удивлена, увидев здесь мэра, так как уже заметила среди гостей нескольких богатых и влиятельных людей Готэм-Сити. Но Фрэнк Паттерн был тем, кого она действительно ненавидела и презирала, и мысль о том, что он может стать ее «клиентом» была отвратительна. Паттерн держал за руку другого мужчину, и когда он потащил этого мужчину в центр комнаты, она смогла увидеть, что это был не кто иной, как Джеймс Гордон, комиссар полиции Готэма и ее уважаемый отец. Барбара никогда не забудет момент, когда его лицо появилось в свете висячей лампы.
—Нееееет! —закричала она, но с кляпом во рту это прозвучало только как приглушенное мычание. Не обращая на нее внимания, мадам Дюваль продолжала, все это время Барбара просто не могла оторвать глаз от своего отца. Она уставилась на стареющего комиссара с гневом и недоверием. Она чувствовала себя преданной и надеялась найти в выражении лица своего отца какой-нибудь намек на то, что он тут делал.
«—Он завсегдатай? Неужели он делал что-нибудь с другими девушками? Что он собирается делать сегодня вечером? С кем? С Ней?»
Ее разум наполнился ужасом, когда она подумала об этом. Затем, чтобы довершить ее унижение, мадам рассказала гостям о ее «фантазии Бэтгерл» и объявила, что собирается сделать татуировку с символом летучей мыши. Так что она была просто шлюхой, которой нравилось воображать, что она Бэтгерл, и теперь она будет навсегда отмечена символом летучей мыши. Этот символ, который когда-то был ее гордостью, теперь превращался в символ ее рабства и порочности.
Барбара поймала себя на том, что дышит все тяжелее и тяжелее, когда думает об этом.
Встреча с художником 
webmaster@3iks.ru