Он сидел в кресле и боролся с желанием покурить. В дверь позвонили. Даже не задумываясь о том, кто это может быть, Игорь Сергеевич щелкнул замком. В темную прихожую хлынул свет с лестничной клетки, на миг, ослепив его, чтобы в следующую секунду оглушить. На пороге стояла Наташа. Она была без шапки в тонком демисезонном пальтишке. Растрепанные волосы падали на бледное опухшее от слез личико, губки посинели и дрожали от холода. - Господи! Наточка, ты откуда? - Он отступил назад, впуская внучку, одновременно включив свет в прихожей и закрывая за ней дверь. Девочка всхлипнула и прижалась к нему, обнимая за пояс. - Деда , я убежала. - Она снова всхлипнула, шмыгнула носом и судорожно, сквозь стоящие под горлом слезы, втянула воздух. - Как убежала? - Он чувствовал. Что спрашивает совершеннейшую глупость. - От мамки убежала. Совсем. Она меня била... Вчера била. И сегодня снова. Так сильно!... Я плакала, кричала, мне даже плохо стало. Но я ничего-ничего не сказала! Она и тебя обзывала. И меня... Всякими словами гадкими. А я только кричала и плакала. Он слушал пораженный, и лишь дрожащей ладонью проводил по спутанным волосюшкам и вздрагивающим плечикам малышки. - Как же ты из дому ушла? - Она в туалет села, а я тихонько пальто надела, сапоги взяла, чтобы не топать и быстро дверь открыла. Она не успела выскочить. Я аж на улице обулась. - Боже! Да ты голая совсем! - На Наташе под пальто была только маечка и тоненькие колготки. - Ты же простудилась, наверное! Вон - горячая вся! - Я бежала бегом. Всю дорогу бежала... И вдруг плотина, державшая поток обиды, горя и слез рухнула. Наташа заплакала громко. По-детски, навзрыд. Боясь истерики, Игорь Сергеевич накапал внучке валерианки, и она послушно, стуча зубами о стекло, осушила стакан. Он не думал о погоне, о дочери, о законе, который на ее стороне... Ни о чем не думал Игорь Свешников, кроме того, что девочка может простыть, заболеть. Ведь на улице ниже 20 градусов. Он набрал ванну, раздел внучку и ужаснулся: на спине попке, ляжках, даже на руках, которыми, видимо, прикрывалась от ударов девочка, багровели старые и совсем свежие полосы. - Милая моя! Да, что же это такое! Чем же она тебя била? - Вчера ремнем, а сегодня проволокой какой-то...- Ната проговорила это тихо, словно стыдясь, а мужчине вдруг стало плохо от вида этого избитого детского тельца, от смеси жалости и бессильной злобы на дочь. На себя, на весь этот глупый и жестокий мир. Он присел на корточки и нежно поцеловал синяки. - Тебе очень больно, девочка моя? Наташа кивнула: -Сидеть больно. В ванну малышка опускалась очень осторожно, морщась от жгучего прикосновения горячей воды к раненой плоти, ведь кое-где виднелись запекшиеся кровяные рубцы. Но постепенно тело привыкло, и она расслабленно вытянулась, отдаваясь благодатному теплу и покою. Игорь Сергеевич смотрел на мертвенно белое, сквозь воду такое знакомое, нагое тело своей внучки-любовницы и не испытывал ни обычного возбуждения, ни похоти, ничего кроме острой жалости и стыда за прошлое. - Ты полежи, погрейся, а я чай пока поставлю. Оля заваривала... Она улыбнулась в ответ, не открывая глаз, и проговорила: - Олечка хорошо заваривает. Вкусно. - Да, с малинкой попьем. - И с булочкой, угу? Ты сегодня булочки покупал? У тебя остались? -Остались. Он вышел на кухню и, отдалившись от внучки, приблизился к непроходящей, а теперь усиливающейся тревоге. Шум каждой машины за окном заставлял его вздрагивать и ждать шагов на
Растрёпанная компания 
webmaster@3iks.ru