мама в моих объятиях... Мои воспоминания нет-нет, но упорно возвращали меня к тем минутам, когда она принадлежала мне. И слишком уж сладкие были эти и сны, и воспоминания. Чтобы не желать их повторения.
Мама не разговаривала со мной уже целую неделю. Да, и вообще вела себя так, как будто я пустое место. Для неё в этом доме я теперь Мистер Невидимка. Правда, Марку она все же не сказала ни слова. И я готов был за то целовать её ноги в безмерной благодарности. Даже и не представляю, как бы я смотрел в глаза ему. С мамой, так вообще, я был готов сквозь землю провалиться всякий раз, когда мы сталкивались с ней в доме.
Мы даже не пытались с ней поговорить. Ни она, ни я. А о чём нам собственно говорить?
Впервые в жизни, я мечтал, как можно побыстрее оказаться в Нью-Йорке у отца, подальше от отчего дома.
Пожалуй, не меньшие угрызение совести мучили и перед отчимом. Особенно, когда, чувствуя между мной и мамой серьёзный разлад, а мы так-то с мамой всегда дружно жили, Марк и не раз и не два принимался допытывать нас обоих, что, мол, случилось-то хоть между нами, откровенно недоумевая и строя на пустом месте самые разные догадки, как типа, этой про материнскую ревность. А ещё того хуже, когда он начинал нас мирить.
Эх... А, самое-то солёное было ещё впереди. Перчик! Клубничка! Помимо моей воли, теперь меня неумолимо влекло к собственной родительнице. Как к женщине. Это очень скверно, да. Но я до упрочнения хотел свою мать! Это была самая настоящая болезнь, наваждение. Но я больше не мог смотреть на свою маму... Ну... Просто, как на маму... Я вожделел её. И я был уверен, я знал, что, если представится случай, я без тени сомнений овладею этой женщиной.
И с каждым днём эта тёмная страсть всё более множилась и крепла во мне. Я изнывал и томился. Как там? Запретный плод сладок? Или нет удержу страсти, которую не можешь утолить?
Хм... Строго говоря, для меня всё стало хуже... Если до моих приключений на «Королеве желаний» я томился и был одержим желанием наконец-то расстаться с чёртовой невинностью. То теперь... О, насмешка судьбы, теперь я томился страстью и был одержим собственной матерью, единственной женщиной на этой планете, которая для меня была недоступной по определению.
Вечером мы всей семьёй едем на благотворительный вечер в приют, организованный моей мамой.
Теперь это тоже была для меня проблема. Ибо теперь вид мамы в вечернем платье, покачивающей бёдрами, дефилирующей в окружении гостей, невольно заставлял мой взгляд заинтересованно ощупывать её формы.
Я уж молчу, что случалось со мной дома, когда я видел её даже не то что в одних трусиках и футболке, а пусть даже и в скромном халатике.
Ей-ей, аж кровь иной раз бурлила в жилах, до того хотелось бывало, повалить её на ковёр или на пол на кухне, стащить с неё трусики, да прям тут отыметь, как сидорову козу или бухнуть перед собой на колени и засунуть возбуждённый член без всяких обиняков ей в рот, а там будь, что будет, хоть трава не расти.
Правда, потом, немного отойдя, я каждый раз жестоко корил себя за подобные, пусть и случайные мысли, терзаемый угрызениями совести.
Не уверен, что мама совсем уж не чувствовала, этой перемены во мне. Но нет-нет, она ловила мой напряжённый красноречивый взгляд на своей груди или заднице. Её зримо злили мои нескромные взоры, которые я, не сдержавшись, украдкой бросал на неё, но которые почему-то она всегда теперь умудрялась теперь замечать.
Туфли и паркет 
webmaster@3iks.ru