Первое воспоминание о детстве Женя хранил глубоко в сердце.
Они жили на первом этаже старого пятиэтажного общежития, угловая комната делилась шкафом на две, прихожая служила кухней, тут же обклеенная обоями дверь вела в туалет. В коридоре всегда пахло гарью и тушёной капустой, входная дверь в подъезде громко хлопала, от этого дрожали стёкла.
Женя рос без отца, тот бросил их, когда мама была на восьмом месяце беременности, поэтому отца Женя не помнил.
Зато помнил, как ходил с мамой мыться. Душевые располагались в тёмном вонючем подвале. Мужская — рядом с лестницей, женская — в конце коридора. Мама брала фонарик и первая спускалась в кромешную тьму. Женя держался сзади, сильнее сжимая мамину руку, чтобы не упасть и не потеряться. Лужи на бетонном полу приходилось обходить гуськом вдоль стен, на голову что-то капало, штукатурка крошилась под рукой. Тухлый запах плесени, дохлых крыс и котов щипал глаза, нос. Женя щурился, задерживал дыхание и выдыхал, только когда они достигали спасительной полусгнившей двери. В ней не было ручки, тусклый жёлтый свет сочился из сквозной дырки. Мама цепляла пальчиком дверь, дёргала её изо всех сил и с опаской входила в душевую, придерживая Женика за спиной. Он был весь замотан в махровое полотенце, которое спадало на глаза, скрывало лицо. Он видел только женские ноги, замызганный керамический пол, почерневшие деревянные настилы.
«Нельзя поднимать голову, смотреть», — волновался он про себя.
Мама быстренько заводила его в свободную ячейку, забирала полотенце, раздевалась сама и становилась рядом под горячую струю, бьющую с потолка. Она прятала его, чтобы он не смотрел, чтобы на него не смотрели.
Лейки не было. Плохой дядя украл дождь, украл лампочку, украл кран. Мама подставляла грудь, руки под струю, брызги летели сверху — так Женя принимал душ.
Он жался в тёмном уголке, отвернувшись к стенке. Толстые резиновые сланцы на ногах резали пальцы, проскальзывали, прилипали к плиткам, покрытым тиной, чёрный засорившийся слив пугал волосатыми водорослями, вьющимися вокруг решётки. Женя грелся, прижимаясь к маминому бедру, тыкаясь щекой в её мягкий живот. Густой чёрный треугольник волос перед глазами, казалось, хранил мамино тепло. Мама намыливала мочалку, тёрла ему спину, попу и всё спереди, потом давала указания, как правильно помыть пальчики на ногах. Пока он, согнувшись пополам, тёр ступни, мама наспех намыливалась сама. Её роскошное бархатное тело покрывалось пеной, которая красиво сползала под струёй воды, сбивалась в кучу возле слива. На спине у мамы тёмные волосы сплетались в мокрый хвост.
Потом они мыли голову и уши. Шампунь лез в глаза, Женик бубнил что-то невнятное под нос, а мама строго приговаривала полушёпотом:
— Терпи. Стой смирно.
Он зажмуривался. Иногда краем глаза он улавливал движения женских тел в полумраке. Большие, заплывшие складками, с обвислыми грудями, огромными розовыми ореолами сосков, чёрными волосатыми треугольниками под животами, щербатым целлюлитом на бёдрах и попе — женщины гневно покрикивали на маму, прикрывались полотенцами. Мама огрызалась в ответ. Женик не понимал почему: почему грозные тёти кричат на маму, почему хотят выгнать их из душевой. Он стыдился и боялся их. Мама накрывала его и быстро уводила.
Женя поздно начал говорить. В яслях и садике, куда мама сдавала его на полдня, воспитатели считали, что он отстаёт в развитии и должен учиться в специальном интернате. Мама придерживалась другой точки зрения.
— С интеллектом у него всё в порядке! — холодно заявила она, в очередной раз выслушав едкое замечание. — Если не верите, я могу провести тестирование у всех детей.
Ей верили. Марина Дмитриевна, как её звали студенты, только что защитила кандидатскую и знала, о чём говорит.
«Социально-психологическая коррекция и профилактика
Моя подруга против неверности 
webmaster@3iks.ru