пораньше и удрал. От одной этой мысли сразу же высохли все мои слезы. Весь этот день он проживет в страхе от моего появления в его доме — как ангела отмщения с расправленными крыльями, требующего аудиенции у его мамаши. Затем до меня донесся голос Ричарда, спрашивающего у горничной, проснулась ли я. Я вы¬прямилась, и сидя в постели, позвала его к себе, чему он, без сомнения, крайне изумился.
Он зашел ко мне, как босяк, как воришка, каким он себя и проявил, и встал предо мной, жалобно потупив свой взор. Я кивнула ему, дав понять, чтобы он закрыл дверь. Его глаза вспыхнули, — разумеется, он подумал, что теперь все его темные делишки прощены. Перед его покорным взором вырисовывалась моя обнаженная грудь. Я лениво откинула покрывало и показалась ему целиком, моя подсохшая киска распушилась между бедер, и чернела на фоне белой кожи моего живота.
— Мама? — его голос больше напоминал писк.
Я поднесла палец к своим губам, заставила его стать на кровати на колени и в полной тишине принялась очень осторожно расстегивать пуговицы на его брюках.
Как жадно и с какой волчьей ухмылкой он закивал мне! Я вынула его мягкого дружка и поиграла с ним, а потом стянула с Ричарда штаны и взяла его за яйца. Он раскраснелся, застонал, и конечно же, почувствовал себя уже в раю.
— Иди-ка, дражайший, приляг со мной рядом, — пригласила я его. На секунду в его глазах промелькнуло подозрение, которое, к сожалению для него, озарило его слишком поздно. Как только он очутился рядом со мной, я перекатилась на него, навалившись всем своим телом, одной рукой зажала его рот, а другой стиснула его тестикулы как можно более сильно, да так, что в его выпученных глазах мелькнула агония. Его лицо побледнело, как простыня, глаза закатились, он лежал, будто без сознания, не вызывая у меня совсем никакой жалости. Наконец, я поднялась и стала одеваться. Прошло довольно много времени, пока он застонал, заморгал и весь скрючился от боли, до которой мне не было никакого дела. Его стоны, его всхлипывания, — все эти мольбы не находили пристанища в моем мстительном сердце.
Выходя, я взяла ключ и заперла его внутри. Когда Эми спросила у меня, где он, я ответила, что он поехал кататься с приятелем.
— Ой, этот Джереми, он такой милый, мама, — сказала она.
Я ничего не ответила ей на это, только так я и могла выразить все свое недовольство. Несколько часов спустя, когда Эми не было поблизости, я выпустила Ричарда, который не посмел и заикнуться о том, чтобы объявиться в моей комнате, и тихонько потрусил в свою комнату с опущенной головой. Он не услышит от меня ни слова до тех пор, пока я сама этого не пожелаю. С ним, как и с молодым господином Джереми, еще ничего не закончено.
Из дневника Ричарда
Мама так разозлилась на меня, что мне пришлось весь день оставаться в своей комнате и сказать Эми, что у меня температура. Из еды мне разрешили поесть только суп. Это Джереми во всем виноват, это он мне сказал, что уже проделывал такое раньше, и что после всего случившегося дамы всегда относятся к этому как к озорной шутке. Я не знаю, желала этого мама или нет, она вела себя очень тихо, но я уверен, что это только из-за Эми. Я написал ей записку, сообщив, что заслуживаю порки, попросил у нее прощения, и положил ее ей под дверь. Я знаю, что она обнаружила ее, потому что я очень внимательно слушал и
Та ещё семейка. Глава 1 
webmaster@3iks.ru