ни другого. Я даже начинаю находить какой-то странный непостижимый покой в том, как сжимают мое лицо эти полные бедра... И даже, увы, начинаю выражаться теми красочными выражениями, которые они заставляют меня использовать и описывать в моем романе.
В моем новом литературном произведении я не продвинулся далее второй главы, а то, что я нацарапал, было подвергнуто жестокой критике. К тому же они теперь читают мой дневник, и я лишен всякого права на уединение. Сейчас я обязан излагать на этих листах то, чего в других обстоятельствах никогда не решусь предать бумаге. Их панталоны источают смешанный запах мочи и мускуса, — тот самый, который всегда свойственен женщине, когда она «разогрета» — о, жуткая фраза, с такой легкостью слетевшая с моего языка и появившаяся из-под моего пера!
Когда я был мальчиком, то несколько раз
слышал, как грубые парни употребляют слово «ебать». Сейчас это признание вырвали у меня мои сестры. Дейдр тоже весьма часто пользовалась этим словцом, когда входила в раж страсти — и очень часто хотела, чтобы я тоже говорил ей такие слова, но я никогда не мог на это пойти.
Теперь мне говорят, что это неподобающее слово для меня, — хотя я никогда не употреблял его, кроме как в тех случаях, когда Мюриэл и Джейн заставляли меня произносить его после тех долгих мгновений (которые заставляют гореть мои уши), когда я находился между их, без сомнения, крепкими ногами. Теперь я должен произносить это слово вместо фразы «обслуживать женщину», — что означает вставлять в них свой пенис, и так модулировать свои движения, чтобы доставить им удовольствие (мне было сказано, что я буду наказан за то, что не использовал это слово).
Меня собираются «выучить» всему этому, и к моему усиливающемуся отчаянию, эта учеба уже началось. Сегодня вечером Джейн стала на колени возле моей кушетки и продемонстрировала мне свою персону сзади, приспустив до колен панталоны. Тем временем Мюриэл манипулировала мной через мои панталоны, а затем приказала мне их спустить и встать позади Джейн, которая стояла, оперевшись руками о кушетку. Разнообразными легкими касаниями и поглаживаниями, пальцы Мюриэл ввели меня в Джейн, точнее, в ее пещерку — очень медленно, до основания, до тех пор, пока мое орудие не оказалось полностью охваченным ее «облегающим каналом».
Эмоции и ощущения, охватывающие меня, когда я погружаюсь в одну или вторую, настолько неописуемы, что выходят далеко за рамки сдержанности, — т. е. принципов морали, принятых в обществе, — и заставляют мою голову идти кругом. Склонившись позади меня, Мюриэл нежно держала мои тестикулы, тогда как я оставался полностью погруженным в то ненасытное гнездышко (опять-таки, это не мое выражение).
Мне сказали, что я должен передать Дже
йн пятьдесят медленных и долгих толчков моего, к несчастью, затвердевшего органа, — ни больше, ни меньше, — а потом излить в нее свой жизненный сок. Мягко поигрывая моими яичками, Мюриэл шлепнула своей свободной рукой по моим обнаженным ягодицам, заставляя меня приступать к делу. О, что за сладкая агония греховных действий! Я должен был стоять прямо и смотреть вперед, но ни в коем случае не на «божественные формы Джейн», как выразилась Мюриэл.
К своему пущему стыду, я затем ощутил, как палец Мюриэл проник в мой задний проход, причинив мне необычные ощущения.
— Вперед, давай! Трудись хорошенько! — цыкнула она, и при¬нялась усиливать мои движения вперед и назад внутри «облегающей утробы» Джейн, сама же в это время следила за всем сверху и периодически властно двигала бедрами, если моих усилий ей казалось недостаточно. Ее палец ходил туда и сюда в моем анусе, заставляя
Она, - машина. Она, - человек 
webmaster@3iks.ru