вас правила поведения. Должным образом и, возможно, с помощью вашего... э-э... сопровождающего, господина Мориса, вы изучите то, что юные леди вашего возраста уже прошли во время подобных испытаний на послушание. Может быть, Морис, ты введешь ее в курс дела с тем, чтобы она успокоилась и уверилась, что в ее случае не будет сделано никаких исключений? Сделаешь это? Спасибо, дорогой друг. А теперь, моя дорогая, вам пора раздеться, — сказал я.
Как же открылся от удивления ее хорошенький ротик! Она хотела было отступить назад, но ее удержала рука Мориса, который взялся разъяснять ей, что она может оставить на себе чулки и нижнюю юбку, но ничего более, ибо непременным требованием к испытанию является ее физическое освидетельствование.
Ее черты окрасил сильный румянец. Ее пальцы нервно сплелись, и она обратила на меня просящий взгляд.
— Я хочу... я хочу к маме, — невразумительно произнесла она.
— Ваша дражайшая матушка полностью осведомлена об этом деле. Если все пойдет естественным образом, все это займет не более получаса вашего времени, моя дорогая. Если же вы будете упорствовать в своем неподчинении, то я боюсь, что ваше пребывание здесь может затянуться. Все эти джентльмены — весьма занятые люди, разве они не причинили себе неудобства, оторвавшись от своих дел, чтобы позаботиться о вас? Давайте же, снимайте свое платье и панталоны.
— Но, но, но... — начала заикаться Эми, чьи щеки залились густым румянцем.
Здесь я поднялся и посмотрел на нее сверху вниз своим, как любит выражаться Морис, «магистерским взглядом».
— Если вы не сделаете этого, моя дорогая, мы сочтем необходимым раздеть вас самостоятельно. Вы желаете этого?
— О нет! — торопливо ответила она. Морис тут же освободил свою руку, которой он обхватывал ее за талию, и велел ей повернуться к нам спиной и подойти к кушетке, где она должна была представить себя нам. Ах, какие она делала нерешительные, семенящие шаги! Она вся была залита густым румянцем, вплоть до шеи. Развернувшись к нам своим тылом, она дрожащими пальцами начала расстегивать на себе пуговицы. В комнате воцарилась тишина. Видеть такое впервые само по себе является изысканным зрелищем. Осторожно, дюйм за дюймом, показывались ее ноги в белых чулках — сначала ее стройные, утонченной формы, икры, затем сладкие углубления под коленками, а затем, — о, небеса! — девичьи округлости ее бедер цвета слоновой кости, которые нетронутой чистоты колоннами возвышались над чулками и подвязками.
Медленно, — ох, как же медленно, — ее платье подалось с плеч и упало смятой кучей на пол. Нижней юбки, наличие которой предполагал Морис, не оказалось, вместо нее она носила красивый корсаж, как я успел углядеть, со шнуровкой спереди, сорочку, и белые панталончики с расклешенными оборками на ногах, оставлявшими манящий зазор между собой и подвязками.
Как во всех предыдущих случаях сексапильного дамского разоблачения, испытанных нами, с ее стороны послышался тихий и дрожащий шепот, означавший, что она «не может». Морис, придав своему голосу немного строгости, немедленно заявил, что она должна это сделать.
— Сними свои панталончики и сорочку. Покажи джентль¬менам свою попку, девочка! — продолжал он.
Эми еще раз что-т
о нечленораздельно промычала, но потом без лишних слов Морис шагнул к ней и крепко шлепнул ее по ягодицам, вызвав у нее глупый вскрик.
— Разоблачайся, Эми! — прикрикнул он.
Ах, с какой жадностью наши глаза следовали за каждым ее движением — медленное сползание наиболее интимной части ее туалета вдруг обнаружило упоительно глубокое ущелье ее задка, ставшего для нас действительно «дерзким», чьи половинки были приятной округлости и с симпатичной ямочкой на левой ягодице. Оба полумесяца резко изгибались, образуя
Когда ты меня 
webmaster@3iks.ru