дыма от неведомых трав всколыхнули в голове воина приятные картины и видения. Все то черное и злобное, что копилось в его душе таяло, уступая место хорошему и приятному. И девичьи прикосновения становились все более откровенными, превращаясь порой в объятия и воин перестал стыдиться своего естества твердого словно сук железного дерева, горячего, как угли в очаге шамана. Мужчины племени Мха всегда славились размерами мужской дубинки, у некоторых она вырастала почти до колена, что считалось хорошим признаком для продолжения рода. Арун был не исключением и если затянувшаяся война загнала глубоко мысли о наслаждениях и продолжении рода, то обряд очищения возвращал их обратно. Девы продолжали кружиться, и уже недвусмысленно поглаживали и массировали дубинку воина двумя руками. Мягкая ткань коснулась глаз Аруна и на затылке он ощутил легкие пальцы третьей девушки — Ары.
— Обрати свой взор внутрь себя. Живи ощущениями. Съединись с духами, — вещал негромко нараспев шаман, посыпая вокруг пахучий порошок, от которого снова приятно кружилась голова.
Девы помогли Аруну выбраться из чана и под руки провели к ложу, на которое шаман велел ему лечь. Голова воина удобно расположилась на животе Ары снова сидящей у изголовья, а его шея касалась мягких волосков, растущих у девушки на ладонь ниже пупка.
Он больше ничего не видел. Только чувствовал, слушал, ощущал. Воин слышал голоса людей, пение дочерей шамана и его глухое бормотание, слышал шептание духов и смех, такой звонкий и яркий смех его Харайи. Но было что-то еще. Арун слышал зов. Это Богиня звала его. Зов был слаб и еле пробивался сквозь иные шумы, но воин крепко ухватился за него, как за протянутую руку и больше не выпускал из виду. Он знал, что прямо сейчас готов идти на этот зов и даже с завязанными глазами он придет к Богине, ни разу не оступившись, не свалившись в яму и не наткнувшись на заблудшего хищника.
Девичьи руки, натирая его тело краской, так же ласкали его кожу своими прикосновениями, а потом, Арун ощутил как тонкие пальцы коснулись его тверди и потянули двумя руками кожицу к низу, оголяя его капюшон и обнажая алую плоть. Спустя миг воин ощутил, как губы неуверенно коснулись краешка оголенной глади, а затем, уже более уверенно облизнув край его дубинки, втянули в рот, плотно обхватив горячим колечком губ.
Ара, тем временем, закончив раскрас лица воина, поглаживала его голову, лоб и шею. Она пела песнь, монотонно раскачиваясь и с каждым разом прикасаясь женским началом его разгоряченной кожи.
Нежные и тонкие губы сменили более пухлые и мягкие, но теперь естества воина касался и язык — шершавый и проворный.
Арун знал. Ощущал. Чувствовал. Обряд вступил в силу. Действо началось. Он очистился. Он стал зрим для духов, которые теперь могли наполнить его силой. Знаниями. Умелостью. Но чтоб наполнить любовью духи не подходили. Любовь живет лишь в живых людях, имеющих душу и плоть. И племя Мха собралось, чтоб наполнить Аруна любовью, словно жертвенник наполняют кровью. Любовью, которую он всю без остатка отдаст Богине, пусть даже это будет стоить ему жизни. Допустить гибель Богини — значит обречь все племена на вымирание. Арун — избранный и он не подведет свое племя и Богиню. Он выполнит это испытание.
И пока все слишком юные и все старые или увечные для участия в обряде обитатели племени Мха работали подле Богини — очищая и омывая ее, около хижины шамана собралась оставшаяся часть людей. Мужчины и женщины детородного возраста, кто может зачать и выносить дитя.
И они любили друг друга, забывая в этом танце страсти и
Бурные страсти молодости. часть 4 
webmaster@3iks.ru