в жертву струйкой за струйкой звёздную лаву, он запрокинул голову и застонал, застонал во всю свою глотку, застонал почти так же истошно-громко, как Юля?
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Полуотвернувшись в сторону, спрятав за локонами лицо и прежде всего глаза, девушка с беспомощным видом заплакала.
Витька, исторгнув последний стон и выплеснув новую струйку семени, замедлил толчки и расслабился, сипло дыша.
Вдруг его тело дрогнуло.
С чего это вдруг, интересно? Может быть, потому что до мозга его дошли наконец звуки, стучавшие в барьер разума не меньше минуты, звуки, от коих его отвлёк сладкий шёпот и действия Юли? Или — потому что его ягодицы почувствовали пронёсшийся по комнате сквознячок?..
Дверь гостиной была распахнута настежь, прямо на пороге с непередаваемым выражением лица возвышался Андрей. Шагом правее стояли родители Вити, взгляду которых предстало, как их застенчивый и скромный «ботаник» насилует на столе плачущую отбивающуюся девушку.
Юлия, скрыв лицо в волосах, театрально всхлипнула.
— Я... п-пыталась остановить его...
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Всякой истории, как говорят, требуется своё завершение. Тут, снижения драматизма ради, мы отлистнём календарь сразу недели на три и изучим последствия.
Никакого уголовного дела заведено не было. Юля изобразила из себя милостивую самаритянку, хоть и ударяясь каждую минуту в плач, пресекая на корню даже самые жалкие попытки Витька поведать правду. Впрочем, он всё равно и понятия не имел, как поведать такое?
Андрей перестал таскать за собой свою девушку по домам знакомых под праздники и уж тем более оставлять на долгое время без своего присмотра. Эффект, которого она, в принципе, и добивалась?
Витька недели две не мог присесть ни на один стул. Это было лишь самой мягкой частью последствий, были и разговоры об изгнании Витьки и сдаче его в режимный приют, были и мрачные помыслы сбежать самому из дома или накинуть на шею петлю, но, к счастью, уже неделю спустя всё это стало как-то рассасываться?
Коварство Юлии, впрочем, он запомнил надолго.
Её бархатный шёпот.
Её вкрадчивые слова.
Нет-нет, да в попытках самозабвения рука его двигалась снова к паху под одеялом. Витька зло стискивал зубы, зная, что Юле польстили бы его действия, она улыбнулась бы факту, что одураченный ею подросток продолжает ей грезить.
Странное дело?
От этой мысли движения его пальцев лишь ускорялись.
Из памяти его выплывали и образы Телефонных Фей, будь то вид строгой брюнетки с хлыстом в кожаном чёрном костюме или коленопреклонённой блондинки на четвереньках с униженным выражением на лице, тянущейся к нему губками. Витька поёрзывал, лёжа на животе и уберегая от боли ноющее после побоев место, он еле удерживался, чтобы не застонать от явившихся в дрёме воспоминаний, воспоминаний о запретном плоде, вкушенном волей змеи-искусительницы, распалившей в нём страсть и бросившей на всеобщее поругание?
«Тебе никогда не хотелось туда позвонить? — вкрадывался вновь в его голову нежный шепоток Юлии. — Просто удовольствия ради?»
Колени его перекатывались из стороны в сторону.
«Ты бы мог сделать это сейчас».
Через дней десять подросток не выдержал.
Рука его потянулась к тумбочке, где с давних пор стоял один из параллельных двух телефонов, родители его ввиду работы в ночную смену отсутствовали сейчас дома и не могли отследить звонок с соседнего аппарата. Пальцы его набрали по памяти самый «дешёвый» из ведомых ему номеров, номер с прокручивающимися записями жарких историй.
Сразу за этим рука его юркнула под одеяло...
Он представлял, как за ним с усмешкою наблюдает Юля?
Этот звонок не был последним из сделанных им запретных телефонных звонков, как не был и самым высокооплачиваемым. Отведав плод скрытых под цензурою таинств, мог ли он на полушаге