мне свою письку, бросила их в бельевую корзину, сняла лифчик и накинула на себя халат.
– Ладно, потом насмотришься, – весело засмеялась она, – твою я тоже потом посмотрю. Побежала на кухню, а то у меня ребенок не кормлен.
Под ребенком она подразумевала меня. Всё это Юля говорила так естественно, что меня её слова нисколько не смутили.
– Какой она всё-таки легкий человек, – пронеслось в моей голове, – но, как мне отнестись к её предложению жить у неё и даже спать на одной кровати?
Не успела я пописать и умыться, как в ванную уже вбежала Юля с халатиком в руках.
– Вот, нашла у себя в запасниках, тебе будет в самый раз. Сохранился с тех времен, когда я тоже была стройной.
– Вы, – начала я, но сразу поняла всю нелепость такого обращения после всего того, что между нами произошло, – ты и сейчас стройная и красивая. В тебе всё гармонично: грудь, живот, талия, широкие полненькие бедра. А про попочку я вообще молчу.
– Спасибо тебе душечка, – довольно заулыбалась Юля, и неожиданно поцеловала меня в губы. Поцелуй был короткий, но нежный, и от него у меня снова поехала крыша, загорелся огонь чуть ниже живота и посырело в письке.
– Всё, умнечка моя, идем за стол. Перво-наперво, поешь горяченького супчика. Он для желудка необходим. Вы, студенты привыкли к сухомятке, портите желудки с молодости, потом будете всю жизнь изжогой мучиться. Ты теперь у меня будешь питаться регулярно и правильно. Утром каша рисовая, гречневая, овсяная на молоке. Все эти ваши мюсли-пюсли и шарики – полная фигня. Для желудка нужна клетчатка.
Я слушала её, и моя душа постепенно оттаивала. Да, я видела в ней заботливую маму.
– Наверное, у неё не было своих детей, – подумала я, – и она не смогла растратить заложенный от природы материнский потенциал.
– Я думаю, Оленька, нам нужно выпить за знакомство. Мне тут один доцент привез коньяк из Франции, «Наполеон». Настоящий, французский, хотя, я этикетку под лупой не изучала, может купил здесь, и разлит в какой-нибудь Балашихе. Но ты, я думаю, не гурман и не дегустатор коньяков?
– Нет, не дегустатор, только мне чуть-чуть налей. На меня алкоголь плохо действует.
– Ой, хитрушка! А то я не знаю, как вы в общаге веселитесь. Ладно, не буду спаивать дитя, сама себе налей. Только давай на брудершафт.
– Да я не умею, – налив себе пол стопочки коньяка, ответила я.
– А я, думаешь, умею? Но, слово красивое – «брудершафт», братство. А у нас будет «сестринство»! Как по-немецки сестра?
– Не знаю, я английский учила.
– А мы сейчас через гугл-переводчик узнаем.
Она достала телефон и вслух стала комментировать то, что набирала:
– Так, сестра, перевести на немецкий, так-так, что долго крутишь, соображаешь. Вот, перевел – «Schwester». И как это по-русски произносится?
– Там есть значок динамика, нажми на него, он тебе скажет.
– Какая-то «швестер». Значит, получается «швестершафт». Ну и язык, как будто собачий лай.
Ладно, давай, младшая моя сестренка, выпьем за наше сестринское братство. Абракадабра какая-то – сестринское братство. Сестринское сестринство, или сестерство. Ну да ладно, давай выпьем, а потом будем заниматься филологическими изысканиями.
Мы как-то переплелись руками и с горем пополам опрокинули содержимое стопок в рот.
– Теперь, сестренка моя, нужно поцеловаться, – сказала Юля.
Я подставила ей свои крепко сжатые губы и закрыла глаза.
– Нет, Олечка, так только покойников целуют. Расслабь губки и приоткрой ротик.
Я так и сделала, и Юля приникла своими чувственными губами к моим, притянула мою голову рукой и страстно поцеловала. На этот раз поцелуй был долгим
Чужие: Подопытная ?Архонта?. Часть 5. 
webmaster@3iks.ru