В миг наслаждения услышал он насмешливый голосок. принадлежащий, скорее всего, росленькой девочке.
На это подруга ответила шипением.
— Ладно, ладно, можно. — Улыбнулся он.
— Спасибо, господин, — чуть улыбнулась полненькая блондинка. — Сейчас она помоется, потом, если хотите, можем ещё раз.
— Так же, как и в первый?
— А как вы хотите?
— Хочу, чтобы чёрненькая делала мне хорошо, а ты оставалась, где была, — с этими словами он легонько куснул сосок блондинки.
— Ладно. Сейчас?
— Да.
— Иди, — кивнула пухленькая девочка.
Вновь занявшись исследованием юного пухленького тельца блондинки, Серёжа чувствовал, как маленькие, но сильные чёрные ручонки сначала вытирают салфеткой оставшееся после прошло раза, затем, вцепившись в него, ещё крепче, чем ручки предыдущей девочки наращивают темп...
— Хоросо? — Прозвучал тоненький голосок.
— Да-да.
— Иди вымойся и помоги с ванной, — приказным тоном произнесла, очевидно, бывшая за главную блондинка, — а вы пока полежите.
Когда джакузи был наполнен, парня усадили посередине него. После этого рослая девчушка принялась за его голову, шею и спину, чёрненькая, намылив ручки гелем, вновь потянула их к, казалось, вновь начавшему приходить в боевую готовность члену, а блондинка уселась справа и, попросив, наклонить голову, поднесла ко рту юноши собственный сосочек.
— Умммм! Ах! Да! Другой! Теперь другой! Как же! Ах.... Всё, хватит, хватит, — она легонько шлёпнула его по плечу, — а то я захочу секса.... Простите! — Закрыла она ручонкой собственный рот.
— За что?... Я понял. Да нет, всё нормально. Вы мне сделали хорошо, теперь я... одной из вас. Кстати, а почему твои подружки в трусиках?
— Правила. Если купаемся с гостем, то только та, которая, ну... где я, может полностью раздеться, и то, только пока снимаем напряжение. Так что, я уже нарушила...
— Это для всех рабынь так?
— Только для девственниц. Нашу девственность потом продавать будут, годика через три, а то и раньше.
— Кошмар!
— Не космар. Лена Николаевна хоросая.
— Сиди. — Повернулась полненькая к негритянке. — А вообще, да. Это ведь мне ещё повезло: голая денёк на коридоре поторчала и всё, потом в соседний дом, считайте, переехала, в другом качестве, правда. А вы Сашку спросите, как её следователи допрашивали, когда родителей в оборот взяли. Она-то уже рабыней была тогда, всё, что хочешь делать можно... Уголёк наш — это, и вовсе... она же у пленных родилась в ОТ-15. Знаете, что это?
— Спецпоселение.
— Кусок земли это, проволокой огороженный. Лавразийцев туда в конце Третьей войны пачками пихали без ничего... Некоторые как-то выжили, и детей заимели... вроде нашей. Да только, если бы её не купили, не лечили и не научили быть человеком... вы ведь поговорите с ней, двух слов связать не может, да немногим больше и знает... Так что и для них, и для меня такое положение, реально, спасительное... Ну что, вы у нас, вроде, чистенький. Может, хотите отблагодарить двух моих девочек?
— То есть, как же?
— А как меня только что.
— Можно. Тогда двигайся.
— Я с вашего позволения вылезу. Подготовлю вам вытираться и вещи.
— Ладно. Тогда ты, Белоснежка, иди сюда.
— Сто?
— Ближе двигайся, говорю, — и, обхватив за талию, подтащил чёрненькую девочку к себе, прикоснувшись губами к замечательной, идеально гладкой коже...
— Ну как, братик, понравился сюрприз?
— А? Да. Спасибо. Если можно, то скоро у меня...
— Знаю. Но на него я тебе кое-что по-приятнее придумаю. С девками моими, кстати, общался?
— Да.
— И как оно?
— Да никак... благодетели вы их, говорят.
— Ну, правильно, ведь если бы...
— Да знаю я! — Раздражённо перебил Сергей, — и про то, что вы не похожи на всяких