разу не умоляла меня. Очень скоро я осознал, что мне нравится. Нравится этот жалобный тон, вперемешку с плачем, эти унизительные просьбы, которые ей приходилось придумывать на ходу. Хоть она меня и не видела, и, соответственно, не знала, что обращается ко мне, мне нравилась сама мысль о том, что умоляет она именно меня. «Так унизительно, так позорно, но так... возбуждающе», - подумал я. И тут же понял, что прибор в штанах начинает активно твердеть. Ощущая, как мысли начинают путаться, я попытался остановить сам себя, думая о том, ради чего вообще я согласился на это «испытание». «Нужно освободить её, дать ей небольшой отдых». Но почти мгновенно после этого меня посетила новая мысль: «А нужно ли? Я правда так хочу ей помочь? Мне же нравится, когда её трахают». Я понимал, что перестаю банально думать головой, вместо этого за меня начинал думать набухающий в штанах причиндал. Но я уже ничего не мог с этим поделать да и, наверное, не очень-то и хотел. С каждым её словом и каждой унизительной мольбой, член лишь твердел, а возбуждение начинало вымещать все мысли. И скоро он встал, напрягшись до предела. Это было прекрасно видно даже через штаны. Я посмотрел на парня, предложившего мне этот уговор. Он просто стоял, сведя вместе руки. Вернув взгляд на маму, я подумал: «Уговор — есть уговор, верно? Я же всё равно ничего не могу поделать, я проиграл». Буквально перед тем, как я открыл рот, с целью вынести сокрушительный для мамы вердикт, пронеслась и ещё одна мысль, очевидно вызванная затуманенностью разума: «Как же я всё-таки рад, что проиграл». Даже не дав маме закончить очередную позорную фразу, на повышенном тоне я сказал:
— Нельзя давать этой сучке продохнуть! Работай!
С этими словами я дал ей несколько сильных пощёчин, от которых мама покачнулась и слегка упала на бок, упираясь одной рукой об пол, а другой держась за щеку. Услышав мои слова, мама испуганно стала произносить что-то вроде: «нет-нет, пожалуйста». Но её слова заглушились под воем довольных вердиктом парней. Они тут же толпой накинулись на неё, даже не давая встать ей с колен.
Видимо, в честь правильно принятого, по их мнению, решения, часть парней расступилась передо мной, сделав некий коридор до мамы и пацан, сидевший около неё, силой заставил открыть её рот. Я, конечно же, понял, что нужно делать и потому сразу стянул штаны, впихнув перевозбуждённый член прямиком в этот сексуально открытый рот.
Кажется, мама сдалась, закончив свои постоянные жалобы и просьбы, она просто жалобно устало стонала и вздыхала, принимая член в рот. Я видел её усталость, видел, насколько через силу она всё делает, но не хотел её щадить, только не тогда, не в тот момент. Всё, чего я желал в тот момент — так это кончить, наконец, в её горячее горло и заставить проглотить всё, до самой последней капли.
С подобным полученный перевозбуждением я держался совсем не долго и вскоре обильно наполнял её горло своим семенем. Мама кашляла, давилась и даже руками меня отталкивала, но я вжимал член до упора, до самого конца, пока даже самая маленькая струйка не выплеснется ей внутрь. А вынув член, я зажал ей подбородок, чтобы не смогла открыть рот и ждал, пока она всё проглотит, слушая каждый звук её уставшего горла, проталкивающего в себя ненавистную сперму.
Закончив, я отошел в сторону, и на маму тут же накинулись остальные. Заставив её подняться, они по очереди трахали её у стены, пристраиваясь в различных позах.