Он тоже был крупнее первых четырёх. В то время я подумала, что с его стороны было мило беспокоиться о моём муже. Даже сейчас я знаю, что, как бы сильно он ни хотел трахнуть меня, он действительно хотел, чтобы я ушла. Но я этого не сделала; я рассмеялась и сказала: "То, чего муженёк не знает, ему не повредит". Это была правда. Только муженек знал, и это причиняло ему боль. Очень сильную!
Я ушла около десяти вечера с каким-то глупым замечанием о том, что нужно идти домой, как хорошей девочке. Я была удивлена, обнаружив маму и папу, ждущих снаружи, когда я добралась до квартиры. "Чёрт! С Питом всё в порядке?" Это было всё, о чём я могла думать. Если бы ему причинили боль, пока я распутничала, я бы никогда себе этого не простила. По правде говоря, ему на самом деле было больно, но это было именно потому, что я блудила.
Как бы то ни было, папа встретил меня и спросил, где я была. Я рассказала ему историю, которую подготовила о вечере с Эммой. Я удивилась, почему он повторил это по телефону. Потом он сказал, что Пит знал, что Эмма в отъезде, так где же я была на самом деле. Я придумала отговорку насчёт корпоративной вечеринки примерно на двенадцать человек в пабе. Папа был в замешательстве, но спросил меня, может ли комната 154 вместить дюжину человек, и я поняла: Пит знал всё.
Я почувствовала себя так, словно меня ударили в живот; у меня закружилась голова, и следующее, что я помню, это то, что я скорчилась на улице, меня рвало, в то время как мои родители пытались понять, что, чёрт возьми, только что произошло.
Папа открыл дверь квартиры своим запасным ключом. Мама, всё ещё сбитая с толку, стояла, держа меня, пока папа смотрел на свой телефон. "На что, чёрт возьми, я смотрю?" – сказал он. Я боялась думать.
Мама всё спрашивала: "Эдди, что происходит?" Но папа не ответил. Я думаю, он понял, но не мог принять это и не мог заставить себя сказать маме, о чём он думал.
Он позвонил и приложил телефон к уху: "Пит. На что я смотрю?" Он слушал и пристально смотрел на меня, его замешательство сменилось недоверием и разочарованием из-за того, что его маленькая девочка предала своего мужа.
Папа включил свой телефон на громкую связь, а мама продолжала просить его, умолять рассказать ей, что происходит. Мы услышали голос Пита. "Джанет, отведи Тину на кухню, покажи ей фотографию. Спроси её, понимает ли она, что это значит."
Мама провела меня на кухню, хотя я едва могла переставлять ноги. Там была наша свадебная фотография, та, что висела на стене нашей гостиной. Она лежала на обеденном столе, стекло было разбито. Я сказала маме, что знаю, что разозлила его так, что он сломал фото, но я никогда не хотела причинить ему боль. Он сказал маме, чтобы она заставила меня посмотреть еще раз. Потом я поняла; все трещины расходились из одной точки: из его груди. Мой муж показал мне на нашей свадебной фотографии, как было разбито его сердце.
Что я могла предложить? В чём было моё оправдание? Всё, что я могла сказать, было: "Я не хотела причинить ему боль! Скажи ему, что я никогда не хотела причинить ему боль."
Но теперь было очевидно, что Пит знал о Infinidelity, о Маленькой мисс Энни. Он даже знал о том, что "то, чего муженёк не знает, ему не повредит". Я слышала его голос, когда он говорил маме: "Она никогда
Не послушная деваха 
webmaster@3iks.ru