хватало. Пару минут и маслице между ножек растапливалось, сладкая судорога и блаженное спокойствие на весь сончас, защита от всего мира и его невзгод прямо тут, у тебя в трусиках. Но у мальчика пупырышка не было. Был столбик, почти с ладошку. Я поводила по его кончику пальчиком, как себе, но он сказал, что ему так не нравится. Забрался ко мне в трусы, пошарил там. Но как я делаю, у него тоже не вышло, хоть я и направляла его руку. И мы предпочли заниматься это самостоятельно, лежа рядом, под своими одеялами. Он справился быстрее. «Я всё!», - прошептал он гордо. Я торопилась, но мне нужно было больше времени. Потом, покраснев от напряжения и удовольствия, я сообщила ему, что «тоже всё». Наперегонки я этого еще не делала. Не только мне такое нравится, - тогда ещё подумала я. Мы повернулись друг к другу спинами и стали спать.
Но был третий, кто нас услышал. Он и стуканул воспитательнице.
И после тихого часа начался кошмар всей моей жизни. Когда моей матери сообщили, что её девочка на тихом часу показывала свою… и занималась с мальчиком… она стала такого цвета, что я испугалась: сиреневого. Потом я думала, что меня убьют прямо по дороге домой. Она была такой злой и разъяренной, что буквально бросала меня вперед на дорожке дергая за руку. Конечно, она орала, я простояла в углу весь вечер и меня лишили ужина. Но само печальное, что с тех пор моё секретное приятное занятие оказалось причиной такого количества бед и несчастий в жизни, что моя маленькая головка не могла всех их вместить.
В дальнейшем общение с мальчиками запрещалось. Мамочка внушала мне, что думать или говорить о чём-то таком - преступно, а что-либо делать ТАМ самой или показывать другим - недопустимо, аморально и приведет к ужасным последствиям.
«Только грязные похабные распутные девки этим занимаются», это опасно! Там, у меня, «всё сгниет и отвалится», у меня никогда «не будет семьи и детей». «Ты этого хочешь?».
Я всего лишь хотела, чтобы она перестала кричать. Немного успокоения и приятных ощущений от собственого тела возымели кошмарные послествия, слишком ужасные для детсадовки.
Меня перевели в другую группу, того мальчика я видела только на прогулках. И наше краткое знакомство длиной в один сончас на том прекратилось. Интересно, вспоминал он когда-нибудь наше приключение. Я вот – часто.
Как честная дочь, я твердо пообещала маме никогда больше так не делать. Серьезно ли пообещала? А как обещают дети? Как они клянутся никогда не брать шоколад? А ЭТО было лучше шоколада. Это было слаще всего, что я знала. Я честно ложилась спать и клала ручки на одеяло, потом, уже начиная засыпать, между ножек, в самом верху что-то начинало щекотаться, тянуть, звать. Пальчики мои сами сползали туда, сами пробирались у меня полусонной, и жали и терли пока не наступало тепло хорошо и спокойно. Я не хотела совсем трогать это место и делать там, но мои руки не слушали меня.
И меня снова ловили. Теперь уже мать взяла меня на тотальный на контроль, и воспитатели сами проходили на сончасу, проверяли мои ручки на одеяле. Если одна из них была не на месте, вечером меня ждало наказание.
Я пробовала спать на животе, тогда мои руки были не видны, но это тоже быстро раскусили.
И с каждым разоблачением, последующим скандалом, моя вина всё росла в собственных глазах, она пухла, заслоняла собою все радости мира. Оказывается, во мне есть изъян, дефект, нарушение. Я "нездорово увлекаюсь своей писей". Я "больна". Я вырасту "неправильной больной женщиной"
Покорная дочь 
webmaster@3iks.ru