Юлька волноваться будет, если заметит, что паспорта нет. А ей нельзя волноваться, молоко же! Зайдёшь?
— Конечно зайду.
— Извини, сильно напрягаю тебя.
— Да брось, я с удовольствием зайду. Тем более, что её, может, успокоить надо, вон как разволновалась.
— Да, точно. Слушай, - воскликнул он, - чёрт, я опять тебя просить буду.
— Лень, обижусь!
— Всё, всё. Юлька очень любит конфеты птичье молоко. Купи, плиз, зайдёшь, успокоишь, чай попьёте, ей полегче станет.
— Вообще не вопрос! –говорю ему, а сам мысленно уже его жену натягиваю и самому и стыдно, и сладостно от этой мысли, ещё и двусмысленно продолжаю, - подслащу горечь расставания!
Через часа полтора я уже у двери их квартиры, с её паспортом и коробкой конфет. Рука тянется к звонку, но останавливаю себя, вдруг малышка спит? Негромко стучу, дверь открывается почти сразу. Юлька в том же мужнином махровом халате, так же с ребёнком на руках, взгляд испуганный:
— Лева? Всё хорошо?
— Да, Юль. Довёз, всё норм.
— Ты извини, я сейчас немножко... - начинает она и я понимаю, что не хочет, чтобы я заходил. Может, чувствует мои тайные желания? Боится? Если боится, то, интересно, чего? Не накинусь же на неё, не своих ли желаний боится?
— Юль, - прерываю её, - Лёня увёз твой паспорт, это во-первых..
— Ой! – восклицает, - ты привёз?
— Конечно! И второе – он взял с меня обещание, что я куплю тебе коробку конфет Птичье молоко. Твои любимые. Так?
— Все тайны мои выдал? – улыбается, - что ещё рассказал?
— Ну не на весь же подъезд тайны рассказывать? – шучу в ответ, - чай будем пить или ты конфеты в одно лицо схомячишь?
Смеётся. Теперь ей уже и неловко как-то будет забрать конфеты, а меня выставить, отступает, впускает меня в квартиру. Пока разуваюсь, чувствую лёгкий мандраж смешанный с возбуждением – соблазнять жену друга, свою жену мне, по сути, доверившего, мне приходится впервые. И – чёрт его знает, может, не приди я сейчас в эту квартиру, может, перетерпел бы, вызвонил кого-то из бывших подружек, сбросил пар и Юлька бы осталась верной мужу. Хотя, нет, не осталась бы. Я уже на неё стойку сделал, завёлся, всё сильней хочу, она уже – моя сверхзадача. И ещё я вдруг понял, что похоти добавляет именно то, что она жена друга. Похоти добавляет и собственная подлость, ещё не случившаяся, но предопределённая. Я прохожу на кухню. Юля включила чайник, держит одной рукой запелёнутую дочку, второй достаёт чашки, блюдца из шкафчика. Я замечаю, что пальцы её подрагивают, особенно это заметно, когда она ставит чашку на блюдце и затем кладёт в блюдце же ложечки – они мелко позванивают. А щёки Юли порозовели, будто от диатеза, глаза она старательно отводит и часто облизывает губы. А я держу паузу, молчу, и буквально чувствую, как воздух в кухне становится каким-то густым.
— Я... мне, - с заминкой и с хрипотцой, будто после долго молчания, произносит Юля, наконец-то вскидывая на меня взгляд, - мне Манечку пора кормить...
— Конечно, - отвечаю, не сводя с неё глаз, - ты здесь будешь?
— В спальне, - и, будто оправдываясь, добавляет, - сразу спать уложить.
— Я чай заварю пока? – эта простая фраза неожиданно бодрит её, ну да понятно, заварить чай это просто, это бытовое привычное действие, без подтекста, а то, что происходит с нами в эти пять минут, что я вошёл в квартиру – один сплошной подтекст.
— Да, да.
Юля выходит. А я в самом деле собираюсь заварить чай, но на виду его нет.