далеко не тридцать и не сорок, чтобы смело совершать ошибки и радоваться жизни, зная, что завтра возникнет новый шанс. Любой промах может лишить меня столь приятного времяпровождения, когда мои мысли теряются в пространстве, и я забываю о своем возрасте, о своей немощности, о своих проблемах. И я ничего не хочу больше менять. Пусть жизнь идет своим чередом. А если она решить свернуть, то так тому и быть. Думаю мне хватит смелости пережить удар.
Растягиваю и облизываю. Анус подо мной покорно тянется в стороны, открывая мне розовое нутро, куда хочется зайцем зарыться как можно глубже и не выходить до скончания веков. Этот вид открытой дырочки каждый раз находит отклик в душе. Член мой тверже камня, и он готов разорвать штанину и показать всю себя. Мне хочется войти всем своим существом в это сбитое кольцо мышц. Но я знаю, что это невозможно. Скованный невидимыми цепями. И чтобы хоть как-то утолить нарастающую жажду, я все сильнее погружаюсь в этот спасительный для меня проход.
Не могу не заметить те незначительные (или значительные?) перемены, происходящие после нашей встречи. Так, оживленно облизывая задницу Алины, не могу оставить стороной тот факт, что анус с каждым разом становится все податливее: с завидной легкостью доходит до конечного результата, когда мышцы полностью расслаблены и дырочку можно тянуть во все стороны, расширяя и расширяя в свое удовольствие. Как приятно каждый раз видеть эту «широкую улыбку».
— Так ты по-прежнему ничего не чувствуешь? - интересуюсь я.
Алина оглядывается.
— Только легкое покалывание, - твердит она.
— Даже когда я сую пальцы?
— Особенно когда вы суете пальцы.
— Призываешь пользоваться ими чаще, чем языком?
— Ни к чему я не призываю.
Ее реакцию я воспринимаю как вызов. Меня задевает, что анилингус в моем исполнении не способен вызвать ничего, кроме легкой щекотки. Самолюбие мое хочет удостовериться в том, что я еще способен хоть на что-то. Какой мужчине доставляет наслаждение знание о своей неспособности удовлетворить женщину, согласившуюся лечь с ним в одну постель? Хоть между нами нет договоренности во что бы то ни стало доводить себя до оргазма, мне все равно хочется знать, что стоящая передо мной на четвереньках девушка испытывает наслаждение от моих незамысловатых манипуляций. И, соединив два пальца, я медленно опускаю их в зияющее отверстие, смазанное обильным количеством слюны. Алина ничего не говорит. Даже когда я начинаю ее трахать пальцами, она равнодушно сохраняет естественное положение позы. Мною овладевает досада. От поступательно-возвратных движений слюна вспенивается внутри и начинает вытекать наружу. Рука моя безостановочно пытается добиться хоть каких-то результатов, но все тщетно. Задница этой девушки будто слеплена из нечувствительных частей омертвевшей плоти. Иначе я не в силах объяснить, почему она ничего не испытывает. Может быть она страдает фригидностью, и тело ее от рождения лишено возможности вкусить прелести плотской утехи? Это бы многое объясняло. Но я в это не хочу верить. Чувствуя, что мне дозволено чуть больше, чем простому клиенту, я иду на риск. Снова наполняю слюной задний проход, после чего сую туда пальцы, а второй рукой начинаю стимулировать клитор. Не проходит и минуты, Алина ерзает и отодвигается в сторону, освобождаясь от моих рук.
— Что вы делаете? - недоумевает она.
— Хотел убедиться.
— В чем?
— Не фригидна ли ты.
— Господи. А просто спросить никак нельзя? Мы ведь договаривались, что вы трогаете только мою задницу. Больше ничего. Под словом "ничего" подразумевается - никаких прикосновений к вагине.
Впервые за все наше знакомство я чувствую в ее голосе злость и досаду.
К новым ощущениям 
webmaster@3iks.ru