себе, почему-то ощущая в полной мере беспокойность, граничащую с паранойей, которая будто находится в обложенном дерьмом тупике, где-то в подвалах, запутанной заканчивающейся жизни.
Слоу покосился на молодого парня, испанской наружности: среднего роста, возрасте тридцати лет, коренастый, черноволосый, с короткой стрижкой, бледное лицо, с которого уже давно сошел природный загар, от длительного нахождения в помещении, без солнечного света.
Еще он подумал; «Щенок! мальчишка без усов. А ведь получает от босса больше меня. Гораздо больше...»
*
Небольшое отступление: на первый взгляд постороннему наблюдателю со стороны, всё это казались бы малозначительными деталями, совсем не относящимися к сюжету. Но как мы знаем, настоящая История кроется в незначительных деталях неторопливого повествования.
Наверно поэтому именно так они и начинаются...
*
Лицо Слоу исказила гримаса боли, точно его подвергли унизительной пытке.
Он посмотрел на телефон, лежащий на столе: металлический корпус, черный матовый дисплей, на котором высветились сообщения о непринятых звонках и сообщениях.
Тут ему снова с утра звонили из банка, или те же коллекторы, как всегда просят погасить задолжность по кредиту. Только как он погасить задолжность и сам кредит, если нет денег?
Странные люди, что они понимают, откуда берутся деньги, если он не работал в последнее время, года два или три.
Нищенская пенсия, ее едва хватало на аренду комнаты в «кондоме» для малоимущих, которую никак ни назовешь, а только конурой для собаки, и на покупку лекарств.
Еще надо бы кушать иногда, еще надо бы менять изношенные до дыр трусы и носки.
А еще обувь: Слоу привык к хорошей обуви, не к дорогой, а просто была удобной и долговечной, поэтому ему пришлось взять кредит в банке, под хорошие проценты (разумеется для банка).
Он думал, что со всеми расплатиться, но получилось совсем наоборот. Работы для него не было, и не находилась в то время.
Слоу давно поставил телефон на беззвучный режим, чтобы эти гадостные коллекторы не дожимали его с расспросами: «А когда? Будете платить? Мы подаем в суд...»
Да подавайте! Достали уже, — думал он сгоряча.
У него ничего нет: ни недвижимости, ни виллы, даже гаража нет, в связи отсутствием личного автомобиля.
До работы он ездит на метро, имея при себе проездную скидочную карту, а с самого начала добирался на велосипеде, потом он конкретно сломался.
Приходилось ходить пешком, ковыляя на поврежденных ногах две мили подряд.
Теперь велосипед ржавеет, валяется на открытом балконе, — пускай его и забирают в счет долга, если это взыскателям не смешно.
Поэтому по оставленным дозвонам и коротким сообщениям из банка, он предчувствовал, что ничем хорошим это не сулит.
Руки мелко задрожали, когда он стал наливать горячую воду в кружку.
Ему хотелось излить кипяток прямо на голову и на лицо, этому малолетнему паршивому ублюдку, который занимал его место, принадлежащее только ему одному.
По праву рождения, по возрасту, да и вообще.
— Ты включил лифты?— обратился Артуро, замечая, наконец, Слоу, стоящего рядом с собой.
Он держал кружку с кипятком, почти над головой, старшего по смене.
— Да сэр, телеэкраны тоже.
— Не забудь, скоро открытие.
— Да сэр, я уже приготовил ключи.
Иной раз, собаки бывают добрей, чем люди.
Он часто об этом думал, когда у него не бывало даже кусочка хлеба во рту.
Вена на шее набухла кровью, выступила наружу, рваный шрам побагровел, от этого кожу стянуло, будто в кулак.
Лицо Слоу вновь перекосила гримаса, а его рука непроизвольно протянулась, и зависла над головой Артуро.
*
Тут в дальнем углу комнаты, где постоянно царил полумрак из-за отключенного освещения, чтобы не болели глаза от мониторов, заворочался Тейлор на приземистом диване.
Диван был замызганный и грязный, как мама Юхансона, пах мочой, добавляя в пространство комнаты охраны, густой аромат от потных носков, от которых хотелось