внутрь, в жаркие объятия сладкого чрева. Такого наслаждения я не испытывал никогда! Никакая мастурбация не могла с этим сравниться. Это было самое лучшее место на земле! Головкой члена я достал до самого дна, упершись во что-то твердое. Мамочка снова застонала, и тут же сильные мышцы влагалища сжали незнакомого ему посетителя. Кажется, я даже завыл от удовольствия – так было приятно это объятие. Мамочка приоткрыла глаза, посмотрела на меня мутным взглядом.
— Тише, тише... Это ты...
Я не знал, куда мне деться. Выйти из нее, вскочить, убежать? Сделал еще несколько несмелых, неглубоких фрикций и вдруг почувствовал, что скоро кончу. Опыт онанизма у меня уже был достаточный, поэтому я четко осознал, что скоро брызну, и что кончать в мамочку нельзя. Я выдернул член и залил ее лобок и живот невиданной доселе порцией густой, молодой спермы. Не мешкая, я натянул трусы, убежал и скрылся в другой комнате.
Утро, казалось, было таким же самым, как и всегда. Только спустя годы я понял, что многое в то утро было по-иному. Во-первых, мамочка смотрела на меня иначе – добрее, нежнее, с едва заметной, милой, какой-то растерянной улыбкой. Как только отец уехал на работу, она надела на себя тонкое, слегка обтягивающее, короткое платье, которое, сколько я помню, не надевала уже несколько лет. Я видел то, чего раньше не замечал – как ее увесистые груди, туго обтянутые платьем и не стесненные лифчиком, покачивались из стороны в сторону при каждом ее движении, в вырез платья была видна глубокая ложбинка между ее спелых арбузов. Ее полные, тугие ягодицы высокого зада сотрясались при каждом ее шаге, короткое платье высоко обнажало ее роскошные бедра и ляжки. Она была шикарной длинноногой женщиной с красивыми руками, с полными губами большого рта на милом личике! Только теперь я хорошо понимаю, что она делала это специально для меня, она дразнила меня, хотела мне понравиться еще больше, показать мне, что в своих предпочтениях я не ошибся, что только она достойна моего мужского внимания, если во мне уже проснулись мужские чувства. Тогда давно я боялся признаться себе, что так она ненастойчиво совращала меня, предлагала мне себя, призывала меня стать полноценным мужчиной с ней. А я испугался игр взрослой женщины, испугался ответственности за себя и за нее.
Потом в течение ближайших лет я сотни раз жалел об этом. Хотел ее безмерно, дрочил свой неувядающий член, представляя себе ложбинку ее грудей, ее широкий зад, ее сладкое, восхитительное лоно, которое приняло меня единожды, ее тугое, сжимающее меня влагалище, которое я как следует и не успел изведать, тосковал по ощущению прикосновения головкой члена к шейке ее матки.
Откуда мне тогда, отроку, как и многим моим сверстникам, было знать, что иметь половую связь с матерью можно не только вопреки ее воле, когда она спит, например, пьяная, но и тогда, когда она согласна на это, и даже сама очень желает любовного соития. Я не мог тогда правильно истолковать поведение моей мамочки, не мог уловить те флюиды, которые она испускала специально для меня. Заметьте, она не подняла скандала, ничего не сказала отцу, а только выкрала в то утро минутку, ласково посмотрела на меня своими бездонными глазами и шепнула: «Сними трусы, я их постираю». Она понимала, что мои мозги точно закипели, когда я в четырнадцать лет увидел ее святая-святых - ее алтарь любви, понимала, что моя большая голова, подверженная стихии спермотоксикоза, не могла ни о чем думать, когда решала все голова маленькая. Вот если бы я присунул ей спящей, когда мне
Работа дает. Часть 14. Итог 
webmaster@3iks.ru