пуста. Что ж, подумала я, может так и к лучшему, идея Димы явно безумна. Сейчас он вернётся, и мы посмеёмся над его прожектом. И тут открылась дверь, и вошёл Алёша в одних белых трусиках, похожий на робкого оленёнка, с полыхающими на пол лица глазами. Он в нерешительности остановился, а меня вдруг так затрясло, что казалось, я кончу, едва он только коснётся меня.
По Лешкиным ногам выступала гусиная сыпь. Я должна была взять себя в руки, если мы оба будем трястись от волнения, то это может плохо кончиться. На мне ведь сейчас роль инструктора. Эта роль была внове для меня, я всегда отдавала инициативу мужчине, оставляя за собой право дать ему всё, что могу, и взять от него всё, что он может. Алёшка забросил ногу на постель, в глазах его был испуг. – Сними трусики, Алёшенька, неприлично быть одетым, когда женщина обнажена, – коряво пошутила я, стараясь снять напряжённость, и откинула одеяло, показывая ему себя совсем голой. Какие у него стали глаза, когда он смотрел на меня. Вот всё, что ты хотел увидеть, Алешенька, я голенькая перед тобой, и мои груди, и тот раздвоённый сфероид, пытаясь увидеть который, ты так неловко лазал под стол. Он пока сжат, но готов раскрыться перед тобой.
Алёша, полыхая испуганными глазами, стягивал с себя трусики, и напряжённая юность его вздыбилась маняще передо мной, так что я еле сдержалась, чтобы не припасть к ней губами. Он лёг рядом, я обняла его за плечи, и почувствовала, как он дрожит весь. Я прижала его к себе, обняла и медленно гладила его плечи и грудь. Он перестал дрожать, хотя дышал прерывисто, словно захлёбываясь. Когда моя рука лишь чуть коснулась его члена, он вздрогнул, но я уже убрала руку вверх, и потянула его за плечи, побуждая повернуться ко мне
Он резко дернулся, вбив в меня свой дротик, и я перевернулась на спину, увлекая его за собой. Он бился во мне торопливо и исступлённо, но я не пыталась утишить его. Волна, которую я так долго сдерживала, подхватила меня. Я вскрикнула, закусила губы, чтобы не смущать мальчика своими воплями, запрокинув голову, кусала подушку. Я кончила, едва не теряя сознание, и сквозь эту пелену услышала вскрик Алёшки, тут же зажатый им. Мне хотелось сказать – кричи, Алёшенька, не стесняйся, это же мечта – мальчишка, бьющийся на тебе и кричащий от упоения, которое ему даёт твое тело, но моё горло было забито собственным криком накатывающегося второго оргазма. Я пришла в себя, а он всё ещё бесконечно впрыскивал в меня, и клейкая влага, выплёскиваясь, размазывалась по моему лобку и бёдрам.
Он дёрнулся, намереваясь слезть с меня, но я удержала его – Лежи, Алёшенька, мне так хорошо с тобой. Ты настоящий мужчина. Ты ведь, действительно, теперь мужчина. Как я тебе завидую. – я ощущала себя почти демиургом. Интересно, что ощущали храмовые проститутки Вавилона? В их соитиях ведь всегда есть сакральный элемент. Вот для меня близость сегодняшняя с Алёшей тоже несла сакральный смысл.
Я переволновалась, наверно, не меньше Алёши, и теперь, как разрядка, на меня напала болтливость. Я несла какие – то пустяки, лишь бы не молчать, и всё ждала, вот сейчас у него опадёт, он выйдет из меня, и я отправлю его, но он всё так же твёрдо торчал во мне, и я не знала, что с этим делать. А Алёша вдруг толкнулся во мне, раз, другой, я ответила ему посылом бёдер, и он снова начал трахать меня. В этот раз я усмиряла