Женщина, лежавшая рядом, не просто раздражала, она вызывала острую ненависть, ярость, желание задушить подушкой, чтобы уж разом покончить и с храпом, и с запахом изо рта. «Господи, тридцать лет! Тридцать лет я живу с этой жабой! Уму непостижимо!» Эта мысль преследовала Олега Петровича последние полгода, а за прошедшие две недели превратилась в навязчивый кошмар. Особенно гадко было на душе после исполнения супружеского долга, будь он не ладен! И не то чтобы долг этот требовал от Олега Петровича какого-то особого самоотречения и насилия над собой. Нет! Он вполне исправно возбуждался два раза в неделю, лаская бесформенное огромное тело жены, изученное до мелочей во всех его закоулочках, со всеми его запахами, звуками и даже послевкусием. Но вот потом, когда всё бывало кончено, и они отваливались друг от друга как две сытые свиньи от корыта, вот тогда-то и настигала его лютая меланхолия и презрение к себе. «Мне пятьдесят три года. Неужели это всё, что осталось мне в жизни?! Неужели ничего больше не будет?!!»- ледяная волна липкого ужаса накрывала Олега Петровича по самую едва наметившуюся лысину. Он вставал с постели, напоследок мстительно ткнув жену в рыхлый бок и оборвав набирающую обороты могучую песнь храпящего бурлака.Стоя на балконе в синих сатиновых трусах, этом классическом символе семейного рабства, Олег Петрович продолжал ковырять свои раны, выпуская аккуратные колечки сигаретного дыма в фиолетовое июльское небо. Нет, он не был примерным семьянином, хранящим верность одной женщине всю свою сознательную жизнь после бракосочетания. Олег Петрович никогда не упускал возможности прижать смазливенькую сотрудницу в пустом коридоре и даже с разной степенью успеха лазил в трусы к своим коллегам на корпоративных вечеринках, но всё это было не то. Не то! Душа и тело хотели чего-то нового, неизведанного, захватывающего дух и побивающего все рекорды мужской состоятельности. В голове Олега Петровича неожиданно родился план. Он был прост и ясен, состоял всего из трёх позиций, первая из которых гласила: «Надо уволить Любу из бухгалтерии». Олег Петрович загасил сигарету о балконные перила, бросил окурок вниз и, удовлетворённо плюнув с десятого этажа, отправился спать.* * * Любовь Ивановна Хрякова, в девичестве Пустодырова, вполне оправдывала обе свои фамилии. В девушках Люба поставила себе цель сделать карьеру комсомольской богини, что при её внешности было задачей не из лёгких. Высокая, мосластая, с длинными руками и большим размером ноги, она брала мужиков распахнутостью своих объятий и отсутствием претензий «после того, как». Первый секретарь райкома, товарищ Пименов, член ЦК ВКПб с тысяча девятьсот махрового года, слезая с Любы как-то после обильного комсомольского застолья по случаю годовщины Ленинского комсомола, растроганно проговорил: «Ну, дева, уважила старика! Давненько мой мальчонка такого не вытворял. Проси, что хочешь!» И Люба не растерялась. Должность инструктора по культурно массовым мероприятиям стала первой ступенькой в её карьерной лестнице. А дальше - проще. Как-то сама собой плелась биография, и до заветной цели оставалось совсем недалеко. Как вдруг…Черт бы побрал этого краснодарского крикуна с его ускорением и перестройкой! Всё, «что было нажито непосильным трудом»: заветная должность (вот-вот, почти, не сегодня-завтра!), связи, положение в обществе и заискивание масс, всё превратилось в прах под развалинами могучей империи. Однако, не всё. Ведь как чувствовала, что общественное нужно непременно подкрепить личным. Стоя уже одной ногой на вершине своих карьерных устремлений, Люба, впрочем, нет, уже Любовь Ивановна, вдруг решила сходить замуж за своего зама. Олежек был младше на год, смотрел своей начальнице в рот и стал до обидного лёгкой добычей Любови Ивановны Пустодыровой, поднаторевшей
Малышка с характером, глава III 
webmaster@3iks.ru