снова, начинает проталкивать вперёд – до упора. Верховный Жрец не торопится, восхищается страданием Анны. Вслушивается в ритм пульсирующих барабанов. Размеренно, с какой-то внутренней отрешённостью, чародей продолжает растягивать жаркое лоно. Пальцы левой руки настойчиво лелеют напитавшейся страстью клитор. Кулак мягко скользит в утробе, чувственная плоть необратимо увлажняется и медленно привыкает к мучительному вторжению.
Анна вновь погружается в омут болезненно-сладкого сексуального напряжения. Барабаны ритмично ухают в голове. Кулак размеренно скользит в лоне, овладевая и заполняя, подчиняет естество совершенно, целостно и ёмко. Пальцы нежно играют с клитором, вызывая новые волны эйфории. Женщина никогда прежде не испытывала таких острых по силе и глубине переживаний. Анна больше не принадлежит себе. Бесы чувственных наслаждений овладели мятежной душой и требуют большего – усиления ощущений.
Ритм африканских барабанов закручивает воздух в смерч. Верховный Жрец сопереживает, его дух проникает в сознание Анны; мужское и женское – на одной пульсирующей волне, творят в унисон... Распалённая плоть стремится навстречу сжатой руке. Вперёд-назад. Вперёд-назад. Жар склизкой вагины; костлявый жилистый кулак колеблется всё быстрее. Так скользит поршень в цилиндре двигателя, обезумевшего на максимальных оборотах. Вперёд-назад. Вперёд-назад. Чёрный Маг погружается в транс. Анна ощущает, как воды чувственных переживаний, где-то глубоко внутри подсознания, медленно откатываются в океан сладострастия, обнажая голые нервы побережья лишь затем, чтобы уже в следующий миг обрушиться цунами. Сокрушающая сила рвёт сокровенное, разрушает всё на пути, но женщина уже захлёбывается в стихии оргазма.
Верховный Жрец с каждой фрикцией наращивает темп и амплитуду проникновения. Сектанты медленно приближаются, окружают помост плотным кольцом. Сливаются в единое – изначальное, первобытное. Оно не имеет имени и словно в оцепенении. Только глаза, жадные, горящие похотью ловят каждый жест – знак Мастера и Учителя. Чувственная энергия концентрируется, напряжение растёт. Достаточно случайной искры, и накалённое поле – наэлектризованное пространство – разорвётся шаровой молнией, испепеляя сущее. Чёрный Маг и Анна плавятся в горниле нарастающего экстаза.
Женщина приближается к крайнему пределу возбуждения, лицо становится рубиновым – светится изнутри, пылает. Загорелое ухоженное тело увлажнили сверкающие бусинки пота. Писательница чувствует, кажется, не хватает самой малости, последней капли, нечто едва уловимое, но сущностное, способное подвести к блаженному откровению.
– Ещё сильнее! – выкрикивает обезумевшая женщина. Слова вырываются из груди помимо воли. – Не останавливайся… Боже, как глубоко, да, да-А-А!
Голос срывается в истошный ор наслаждения, когда волна мощного оргазма накрывает Анну. Судороги пробегают по распалённому телу. И в это мгновение Верховный Жрец, указующим перстом нащупывает наружный зев шейки матки. Ещё мгновение, и палец неумолимо вторгается в упругую плоть.
Анна задыхается в крике, лёгким не хватает воздуха. Спина выгибается дугой. Глаза широко распахнуты. Расширенные зрачки закатились за веки. Режущая боль в глубине живота разрывается атомным взрывом, когда указующий перст до упора, на все три фаланги погружается в трепещущую матку.
Верховный Жрец продолжает изощрённо стимулировать клитор. От приливший крови и ласк требовательных пальцев, крупный, он стал ещё чуть больше, поменяв цвет с розового на пурпурный. Рука в чреве; преодолевая сопротивление мышц, палец сладострастно насилует, проталкивает дьявольское семя Асмодея, накачивает матку, вызывая новые судороги измождённого тела. Упоение и боль. Анна неотвратимо ощущает, как помимо воли растёт и вновь зреет плод запредельного, болезненно-принудительного оргазма. «Боже мой. Он трахает меня. Прямо в матку. Как больно, как приятно…» – эта мысль сводит с ума, пугает женщину, но и заводит ещё сильнее, поднимая на недосягаемые высоты. Заново и вновь, приумножая сладостно-тягучие мгновения, болезненные, острейшие, Анну начинает неконтролируемо трясти. Лавина ярчайшего оргазма, чистейшего, как снега Джомолунгмы, непостижимого как всё божественное, накрывает женщину. Писательница бьётся в путах, как рыба, выброшенная на берег.