бёдра, чтобы хоть как-то почувствовать внутри себя эту желанную твёрдость. У меня получилось! Немного, совсем чуть-чуть, но я двинулась навстречу блаженству. Он почувствовал это. Приподнял голову, посмотрел мне в глаза и задвинул своего бойца до отказа. Я охнула, веки томно опустились, а он вновь припал к моим губам и начал двигаться. Его движения были размеренными, он не спешил, а я довольная, постанывала под ним, раскачиваемая нежными плавными толчками. Он облизал мои губы, проник язычком в мой ротик, а потом оторвался, нависнув надо мной. Мои руки упали на кровать, а он стал методично вдалбливать в меня такой желанный и твёрдый орган. Я просто взлетела на небеса. Сердечко застучало чаще и громче, дыхание прерывалось стонами, а когда он ещё увеличил амплитуду и скорость вторжений, я просто сошла с ума. Меня всю буквально тряхнуло. Такого не было с тех пор, как я очнулась. Почувствовав это, парень, не прекращая движений, снова опустился на мою грудь, припал к губам, обнял меня так, что у мурашек шерсть встала дыбом, и я просто обезумела. Я обняла его, подбросила бёдра вверх, насколько было сил, и затряслась в умопомрачительном оргазме. Он вогнал своё чудо до отказа, и сквозь рьяные сокращения своей киски и извержение своего члена, я почувствовала, как свежая струя молодой спермы расширила самый потаённый уголок моего влагалища. Он дёргался на мне, а я извивалась под ним, насколько позволяли силы. Толчок, ещё толчок. Туман окутывал сознание, и с каждым движением я погружалась в самые глубокие впадины своей памяти. Папа, мама, дети! Бабушка, дедушка, беременность! Светка, беременная! Роб, Эля! Зубило, Таран! Пистолет, выстрел! — Мама! — крикнула я изо всех сил и открыла глаза. Сердечко готово было выпрыгнуть. В палате никого. Тихо работает телевизор, какой-то прибор громко запикал, повторяя частоту моего учащающегося пульса. Затрясло не по детски. В палату кто-то вбежал, что-то вколол, трясучка отпустила и снова тишина, темнота. Дядя Морфей нежно взял меня на ручки и как ребёнка убаюкал, прижав к своей груди. Медленно. Очень медленно возвращалось сознание. Я голенькая. Совсем голенькая как младенец. Моя голова лежит на чьём-то плече, чьи-то руки ласково удерживают меня и баюкают на чьих-то коленях. Я снова маленькая девочка? Нет, мой рост… Открываю глаза, изо всех сил стараюсь приподнять голову. С трудом, но получается. Вижу глаза, нос, губы, щетину. Отодвигаюсь чуть дальше, чтобы охватить взглядом всё лицо. — Паапаа! — брызгаю слюной, слёзы градом, руки стараются обнять, прижимаюсь, целу́ю, дрожу. — Всё, всё, я тут, успокойся, — до боли родной голос. В стороне чьи-то всхлипывания. С трудом поворачиваю голову. — Маамаа! — еле двигаю губами и как ребёнок, протягиваю руку к ней. — До-чень-ка! — навзрыд лепечет мамочка и берёт мою руку в свои тёплые дрожащие ладони, а потом обнимает и целует меня, обливая солёными слезами. В палату врываются ещё двое. Это Витька и Юлька. Они бросаются к аппаратуре, что-то щёлкают, нажимают. Дрожь проходит окончательно, я расслабляюсь, и папа с Витькой аккуратно кладут меня на постель. — Что со мной? — еле ворочаю губами. Папа сел рядом на кровать, а мама устроилась ему на коленки, чтобы лучше видеть меня. Тоже самое, только с другой стороны сделали Витька и Юлька. — Ты помнишь, что с тобой произошло? — спросил папа. — Если да, то моргни. Я моргнула. Да, я вспомнила всё, или почти всё. — Пуля пробила лобную кость, прошла по обоим полушариями и застряла между вторым и третьим шейными позвонками. Твоя смерть была мгновенной. Нужно сказать спасибо Сергею Леонидовичу. Он быстро привёз питательный раствор, и ты два месяца пролежала в нём. Через месяц