концом узкое влагалище, еще больше растянув, но не порвав ее девственную плеву. Игра в скульптора возбудила Вовку настолько, что он, войдя в Джину только на половину члена, долго кончал, сопя и постанывая, и наполнил до краев ее славную дырочку жидкой спермой.
— Ну и как? - спросил Макаров Джину, подмывая ее в ванне детским мылом и теплой водой.
— Да так... – дернула узким плечом Джина. – Надо сделать влагалище поуже. – Ты хотел пожрать? Пошли!
— Пока Джина возилась на кухне, «творя» разнообразные продукты, Вовка перебирал в шкафу белье, оставшееся от трех жен, и, наконец, остановился на скромном комплекте из лифчика, трусиков и не то рубашки, не то короткого сарафана на широких бретельках, все из тонкой белой ткани в крупный черный горох. Джина пришла в полный восторг и даже всплакнула, уткнувшись в Вовкино сильное плечо.
— У меня не было такого красивого белья, – сказала она, всхлипывая и обнимая его тонкими руками, и робко спросила:
— Можно, я надену?
Макаров милостиво разрешил, важно кивнув, и Джина быстро нацепила шмотки, превратившись в милую девчонку лет восемнадцати-двадцати.
— Вовка, ты милый! – сказала она, слабо улыбаясь. – Мы еще потрахаемся сегодня?
— Конечно, дорогая! – пообещал Макаров, целуя ее в щеку, покрытую, как персик, бархатным пушком. – И не раз. Я теперь вынослив, как бык-производитель.