порочно. При этом совершенно очевидно, что она не хотела получить от меня утвердительный ответ. Я объяснила ей, — если, конечно, объяснения ей когда-нибудь в дальнейшем и понадобятся — что она должна относиться к этому как к либертарианскому приключению совершенно импульсивного свойства. Признаюсь, я была весьма довольна этой фразой, ибо уверена, что она ожидала чего-то более открытого и подобающего леди.
Не хочет ли она, чтобы я занялась молодым господином Ричардом? При этих словах ее глаза зажглись. Или же в них одновременно промелькнула искорка тревоги? Я сказала, что ей необязательно при этом присутст¬вовать, а то, что я для него задумала, скорее послужит ему наглядным уроком. Что ж, в конце концов, она согласилась. Но я не должна говорить об этом Морису, напомнила она, однако — «Пойдем! Пойдем же!» — ободрила я ее, ибо если мы здесь не либер¬тарианцы, тогда кто же мы? Она даже немного всплакнула, но думаю, скорее от любви, а не от угрызений совести... Я уже почти было решилась признаться ей во всем касательно Клодии, но увидев явно смешанные чувства Дейдр, передумала.
Под конец, мне, не говоря уже о Морисе, приходит в голову чрезвычайно похотливая мысль, что Эми все еще невинная девочка, и ее неплохо бы «распечатать». С ней мы еще не встречались, но судя по описанию, данному ее матерью, она представляется очаровательно подходящей для того обращения в нашу веру, которому мы так любим способствовать!
Возможно, мне стоит рассказать Клодии побольше о Дейдр, и кажется, все это превратится в очаровательную любовную смесь. Я все рассказала Морису, и он согласился со мной в том, что здесь тоже существуют явно видимые возможности.
Из дневника Ричарда
Я все еще в немилости и должен признаться сам себе, что вполне это заслужил. Уверен, что произошло самое худшее — как я слышал, мама отправилась домой к Джереми... Мне же было поручено доставить какую-то посылку даме, с которой мама встречалась ранее. Это были единственные слова, которые она мне сказала. Я просто ответил, что все отвезу и очень жалобно посмотрел на нее, но глаза ее оставались, как всегда, холодны. Эми спросила у меня, что случилось, а я сказал ей заткнуться, — она становится очень нахальной и, кажется, неугомонной. В ответ она заявила, что надеется, что я «не сделал маме ничего плохого», на что я спросил, что она имеет в виду. Боюсь, она что-то слышала. Какой же Джереми идиот! Эми ответила мне, что она все знает о том, что произошло, но я так не думаю. Не думаю даже, чтобы кто-нибудь пробовал задирать ей юбку, хотя ее попка, кажется, сделалась еще больше и округлилась. Я ей так и сказал, на что она покраснела, выбежала из комнаты и хлопнула дверью. Бьюсь об заклад, что после этого она задрала свои юбки и смотрела, что там.
Я слышал, как мама ей говорила: «Эми, тебя придется выпороть, если ты будешь говорить такие вещи о своем брате»... Может быть, она вовсе не думает обо мне так плохо, как пытается представить. Хотелось бы мне об этом знать. Чтобы отвезти посылку, она не разрешила мне взять коляску, и мне придется отправиться со всеми вместе обычным дилижансом.
Из дневника Эми
Ричард отправился доставлять посылку какой-то даме, маминой подруге, и не вернулся! Я спросила маму, не волнуется ли она, но она ответила, что он в хороших руках и о нем позаботятся. Я и не знала, что он все еще не вернулся, пока не проснулась сегодня утром.
Пополудни нас посетил джентльмен по имени Морис, показавшийся мне очень милым. Он сказал,
Блокнот из снов 
webmaster@3iks.ru