Теперь Анжелика снова жила в замке, с ней – Франсина и Николя, который сделался конюхом. На старого барона иногда нисходило просветление, и вот во время одного из таких просветлений он написал старым друзьям несколько писем, чтобы те подыскали для внучки жениха.
К тому времени Анжелика совсем расцвела, налилась женской силой, не уступала ей и Франсина, теперь она часто крутились перед зеркалами, споря, кто красивее: у кого груди больше, а соски тверже, у кого бедра шире, а волосы гуще.
Иногда к ним присоединялся Николя Мерло, и тогда у них кончались споры, и начинались совокупления, острые, яркие, сочные. Николя был неутомим. Иногда он проводил по нескольку актов с каждой девушкой по очереди, они были в полном восторге, и расцветали пуще прежнего.
В один из прекрасных солнечных дней дедушка получил сразу два письма: одно обычное от некоего маркиза д’Андижос и второе на голубой бумаге с гербами и печатью – от графа Жоффрея де Пейрака из Тулузы провинции Лангедок. Первое старый барон де Сансе отложил в сторону, а второе, сломав печати трясущимися руками, немедля вскрыл и углубился в чтение.
— Уважаемый барон! Получил известие от управляющего Молина, гласящее, что Вы находитесь в непрестанном поиске жениха для Вашей внучки Анжелики де Сансе. В качестве жениха и мужа для Анжелики де Сансе предлагаю себя. Мой годовой доход составляет...
Тут сердце старого барона дало сбой, и он остановился, чтобы перевести дух. Пока сердечный ритм восстанавливался, он подсчитал, и получилось, что годовой доход де Пейрака был больше, чем короля Людовика XIV, войска которого, наконец, разбили армию принца Конде.
Затем де Сансе прочитал следующее:
— Опасаюсь, что другие женихи не дремлют, и могут перехватить Вашу внучку, предлагаю провести брачную церемонию у Вас в Монтелу в кратчайшие сроки. В силу независящих от меня от меня обстоятельств на брачной церемонии присутствовать не смогу, поэтому предлагаю провести ее по доверенности, где обязанности жениха будет выполнять в полном объеме маркиз д’Андижос, мой друг.
В конце своего послания де Пейрак писал:
— К письму прилагаю ростовой автопортрет пером, где я изображен без всяких прикрас.
Остаюсь, искренне Ваш граф Тулузский Жоффрей де Пейрак де Моран.
Барон де Сансе отложил письмо и взялся за рисунок, очень подробный. Вначале ему показалось, что старые глаза ему изменили, и он их протер не очень чистым батистовым платком, но нет. Граф де Пейрак изобразил себя голым с очень крупными яичками и членом, закрученным штопором. При этом одна нога графа стояла на полу, а вторая, будучи короче другой, помещалась на подставке. Барон взял лупу в медной оправе и внимательно рассмотрел детали: член, яички, ногу и лицо графа. Лицо барону не понравилось, холодное, жесткое, и со шрамом. Ладно, с лица воду не пить. И взгляд открытый и внимательный, но не подозрительный. Он отложил рисунок и взялся за второе письмо, от маркиза д’Андижос.
Оно было еще короче, и гласило, что маркиз д’Андижос берется за выполнение нелегкой миссии жениха по доверенности и готов выполнить ее в полном объеме, включая брачную ночь. Письмо было заверено нотариально. На втором листке был еще один рисунок, судя по стилю, того же де Пейрака, который изображал веселого толстого человека с нормальными органами, изрядным брюшком и лысиной на полголовы, делавшей ее хозяина похожим на монаха-капуцина. Старый барон положил рядом оба рисунка, всмотрелся в них, потом опять перечитал оба письма. В конце концов, годовой доход в ливрах перевесил все физические недостатки графа, и барон написал ему ответ, что он, как опекун Анжелики де Сансе, согласен на все условия и готов выдать ее за