завывая, Олежка извивался как мог, мотал во все стороны головой, бился лицом, лбом об диван, вскидывал ноги, колотил ими по полу даже забыв, что может как-то повредить Вероникины босоножки. Бант слетел и повис, непонятно как и на чём держась.
Окончив преподавать Олежке "испытание", Лиза придвинула табуретку к изголовью дивана и положила на неё этот тоуз.
- Надеюсь, его вид будет способствовать твоему послушанию, - она шлёпнула его по враз ещё более раскрасневшейся ягодице.
- И более творческой работе того, что принято называть мозгами! - вставила Марина.
Лиза, налюбовавшись Олежкиной попой, с приспущенными трусиками, воздушно-пенным ворохом складок задранного чуть выше поясницы пеньюара, идущими от пояска к чулкам натянутыми резинками, сдёрнула его с дивана за косички и заставила натянуть трусики. Олежка со стоном исполнил, стараясь не задеть вновь нахлёстанные в самом верху бёдра и без того буквально стонущие ягодицы.
Лера подошла вплотную к Марине.
- Ну и здорово же у тебя получилось! Как ты его скрутила и зажала! В один миг!
- Ой, да здесь-то..., - со смехом махнула та рукой. - Тут и не надо было применять никаких усилий. Стоял как столб, совсем обессиленный, в прострации. А попробуй-ка смирить, уложить и связать буйствующего здоровяка? В припадке буйства? Лет на пять-семь старше него, потяжелее весом, и сильнее поболее чем в два раза? Который, прижавшись спиной к стене или к спинке койки, машет кулаками, отбивается ногами? Мне доводилось. Я срывала с любой койки простыню или одеяло, набрасывала такому буяну на голову, и - тут же ему руки назад, выкручивала, и он шёл как послушная овечка. Только успевай поддавать ему коленом под зад. На его койку, содрать всю одежду, вязки тут же рядом, я приносила их заранее, прежде чем начать усмирение. И - полежи, голубь родненький, отдохни, остынь! Продолжает орать - нахлестать тапком по ляхам, сбоку по заднице. Не осиливает умок, не успокаивается - надавать пощёчин, его же трусы запихнуть ему в рот, пригрозить ещё и завернуть в сырые простыни. Не раз справлялась одна, санитарок было мало, а санитаров - иногда один на всю смену. За двоих работали. Ну разве что кто-то из больных помогали. Следом доносили до места мешок с вязками. Большего и не нужно.
Олежка опять неподвижно стоял, будто не понимая, что и делать. Он только вздрогнул когда почувствовал, как чьи-то пальцы крепко взяли его за ухо и потянули. Совершенно машинально он сделал шаг к дивану.
- Всё, девочки, теперь нам следует покинуть опочивальню, жених в нетерпении, а невесту ожидает долгая ночь большой горячей страстной любви, - шутливо произнесла Лера.
- Перед первой брачной ночью следует исполнить эпиталаму! - Женька расположила руки перед собою так, словно держала лютню, и перебирая пальцами по воображаемым струнам, подняла лицо вверх и завыла будто волк морозной зимней ночью.
Лиза, не отпуская Олежкиного уха, взобралась на диван и села, подвернув ноги.
- "Я одену тебя в шелка, парчу и аксамиты, соболями укутаю. Жемчугами и золотом обовью твои плечи и шею. Золотыми запястьями огружу твои руки, драгоценными кольцами, перстнями - пальцы. Осыплю бриллиантами, яхонтами, изумрудами, на бархате покрывала нашего ложа я рассыплю пригоршни драгоценностей. Лепестками роз осыплю постель. Что пожелаешь, тебе стоит лишь подумать, и будет то твоим..." - процитировала Лиза из какой-то поэмы или повести.
Девки одна за другой вышли из комнаты. Последняя, Марина, задержалась на пороге.
- Возникнут сложности - позови, - негромко сказала она, однако в упор глядя на Олежку.
Лиза кивнула, и взяв за спускающийся на шнуре цилиндрик сенсорного регулятора, притушила светильник над изголовьем дивана до минимальной подсветки.