закипает злость. Чувствую, как глаза наполняются кровью. Отбрасываю в сторону лапшу быстрого приготовления; она вся растекается на полу. Тильда вздрагивает от увиденной вспышки ярости. Прижимается к стенке. Но ней некуда бежать. Я возвышаюсь над ней.
— Тебе лучше не раззадоривать меня. Слышишь? Иначе я уже могу быть не таким любезным.
Страх искажает лицо Тильды. Она не знает чего ожидать. Только смотрит круглыми глазами в мою сторону. Я быстро прихожу в себя. Не накидываюсь на неё, как того ожидал. Нет, так дела не делаются. Зря я всё это. Сказать мне больше нечего, поэтому убираю табуретку в дальний угол и выхожу из подвала. Уже остывшая лапша так и остаётся лежать на полу.
Остаток дня провожу в гостиной перед телевизором. Показывают какое-то дурацкое юмористическое шоу, где парочка разодетых идиотов кривляются во все мочи. Четвёртая банка пива окончательно успокаивает нервы. Мне хорошо. Отчасти. Тильда зрит в корень. Я не могу как все остальные. Чтобы возбудиться, мне мало увидеть обнажённое женское тело или прикоснуться к вагине. Мне нужно ещё кое-что. Услышать. Этот сладкий стон, который вырывается из груди во время наслаждения. Настоящий. Неподдельный. Искренний. Только тогда мой член оживает; не знаю, почему так. Мне нужно, что бы она стонала.
Иду на кухню за пятой банкой пива. В холодильнике ещё целых два блока - купил по акции. Холодная, ячменная, приятно оседает на дне желудка. Громко рыгаю. Нужно думать: либо оставить всё как есть, либо кардинально менять подход. А если менять - что именно? В конце концов к середине ночи телевизор и пиво не помогают мне найти ответ.
~~~
Я сижу перед ней на табуретке. Вчера она так и не поужинала. У меня на руках тарелка с яичницей и двумя ломтиками обжаренного бекона. Ничего не говорю ей. Не требую. Просто сижу. Она сама раздвигает свои стройные ноги и начинает мастурбировать. Двумя пальцами, как и прежде. Обрабатывает свою вагину, чтобы получить заветный завтрак. Жаль только, что она не может (или не хочет) доводить себя до оргазма.
Когда решаю, что хватит, встаю и кладу на кровать тарелку с едой, а сам ухожу.
Несколько дней наши встречи проходят без единого произнесённого слова. Тильда ублажает себя. Я смотрю, при этом чувствую себя как-то странно, будто всё слишком затянулось; момент, когда нужно было сделать следующий шаг, упущен. Затем внезапно Тильда заговаривает:
— Мне нужно помыться, - говорит она. - Смыть с себя пот. Я потею, когда делаю это.
От неё действительно пахнет. И не только потом, а ещё застарелой мочой. Сейчас она сидит в привычной позе, готова пустить в ход свои пальчики.
— Это целиком зависит от тебя, - поясняю я.
А она:
— Я не понимаю, - мотает головой она. - Я всё делаю, как вы хотите. Я устала находиться здесь, - а сама чуть ли не плачет.
— Ты просто ковыряешься в пизде. Этого недостаточно.
Слышу скудное всхлипывание. Равнодушными движениями руки Тильда начинает мастурбировать. Жалкое зрелище. У любой потаскухи получилось бы лучше. Я не выдерживаю. Встаю с места, ключом отпираю замок железных цепей, говорю ей:
— Поднимайся!
Она вынимает пальцы из вагины и медленно надевает тапочки, которые лежат на полу. Затем поднимается на ноги, после чего по моему приказу неспешно идёт к лестнице. Я следую за ней с тарелкой нетронутой еды. Пусть поест на кухне - это поможет ей остепениться, почувствовать смену обстановки, что положительно повлияет на её самочувствие. Но тут я позволяю себе расслабиться раньше времени (моя самоуверенность сыграла злую шутку), отчего происходит то, чего я никак не жду в этот самый момент. Когда Тильда оказывается