деревню по проселочной грунтовке, поросшей густой и высокой травой по центру, каждый по своей колее и молчали, думая о своем.
Ромка хмурился, а попутчик был где — то глубоко в себе — он прокручивал в голове какие — то видимые лишь ему картины с невозмутимым лицом. Штопаные — перештопаные штаны, застиранная рубашка, узкие, застегнутые манжеты которой пережимали руки этого плотника чуть ни под локтями, длинные, тяжелые и большие не по телу и маленькой головке руки.
Молодой спутник ловил себя на мысли, что ему почему — то важно, что думает о нем этот заскорузлый мужик, подернуты седой, вечной щетиной. Какая — то сила, авторитет судьбы и возраста исходили от него, и Роману невольно хотелось ему нравиться, ну или хотя бы иметь в его глазах какое — никакое уважение.
Вот и сейчас он хотел вызвать попутчика на диалог, но никак не мог придумать, как его начать.
— Что, Ромка, батька твой дюже богатый? - Плюнул Хорек в траву. Отец юноши был видным фермером — землевладельцем, по сути, крупным сельхозпроизводителем, таким, что даже тетка Маруська гордилась, что у племяшки - такой завидный жених, отпрыск богатого рода. Племяшка и ее мама - сестра Марии - жили совсем скромно.
Жаворонок звенел где — то в высокой сини, пшеница ходила волнами обочь дороги, Солнце раскаляло атмосферу, день обещал быть жарким.
— Да не так что бы, - пожал плечами парень. Разговор о семье казался ему каким — то совсем неуместным.
— Убивал бы таких, - прихлопнул мушку на щеке Кузьмич и посмотрел на ладонь.
— За что? - Растерялся Роман.
— Нахапал у государства, а теперь вот жирует, барин хренов. Он же дебил по сути, а строит из себя умного. А у самого ума хватило только наворовать, вот и весь тот ум. Кабы мне такой фарт, так и я бы не растерялся, теперь ходил бы гоголем.
II.
Юля приехала в Осиновку три дня назад, вечером в четверг, на все выходные, включая пятницу. Ромка встречал ее все на той же остановке автобуса, то и дело пускал взгляд вдоль лысого лбища бугра — не растает ли над ним белый силуэт автобуса. Юля была на университетских каникулах, но подолгу гостить у тетки Марии не могла, в будни возвращалась в город, где помогала маме, та работала фармацевтом.
Ребята неизменно встречались на остановке и шли по селу, взявшись за руки, на свободном плече Ромэо нес походную сумку своей девушки и слушал новости, которые гостья привозила из города, хотя эти вести по телефону уже были обсуждены неоднократно.
Ухажер мог бы встречать подружку на машине, у его отца был знатный легковой автопарк, среди которого значился и «Митсубиси» наследника, но тот нарочно выходил за околицу пешком, ему нравилось вот так за руку вести невесту по улице, да и путь от остановки до дома тетки Марии был коротким.
В тот раз наш герой узнал, что в городе была на гастролях Ваенга, Юля хотела пойти на концерт, но потом решила, что без Романа это будет не честно.
Отпрыск фермера все это уже знал, но ему было страшно приятно слушать красивый, чистый голос подруги, и заново переживать с ней то, что на неделе волновало ее.
В конце огорода маленького поместья тетки Марии, почти у самой реки, заметно покосившись на бок, коротал свои дни старенький овин, куда хозяйка со своим Хорьком складывала луговое сено.
И не было для Романа на свете строения желаннее, чем тот старый, замшелый сарай с мышами, соломенной пылью и крупными щелями в стенах, собранных из горбылей.