сидел тихо, а я рыдала, сидя перед ним на коленях в позе рабыни и обняв его ноги.
— Если ты не перестанешь мочить мои штаны, я точно отдам тебя им! Встать! Встать, тварь!
Я заставила себя встать. Он был зол.
— Видимо, я плохо тебя учил раньше – он щелкнул пальцами.
Дворецкий тут же материализовался у него за спиной.
— Поставь кресло в центре, принеси кандалы и средний кнут.
Мои глаза расширились от понимания и страха.
— Тебя стоит наказать и поучить вести себя! И чтобы ты наконец запомнила, когда я добр, а когда стоит меня опасаться.
Кого-то продолжали трахать, кто-то делал минет, иные отдыхали с табаком и алкоголем. Кресло стояло в центре. Раздеваться перед толпой голых, недавно трахавших друг друга мужиков и парней, было стыдно. Я была здесь единственной девушкой. Сладких мальчиков гладили по головам, дрочили им, поили алкоголем, что-то шептали друг другу, продолжали трахать в рот или зад. Господин Вальц сидел в своем кресле. Какой-то парень делал ему минет, в то время как другой с силой вгонял в задницу сосущему.
— Господа, прощу внимания – «Ф» легонько взмахивал кнутом. – Вы имеете возможность видеть наказание, за непокорность, непослушание и собственный идиотизм. Десять ударов.
Я стояла на коленках на кресле, прикованная наручниками. Зал затих.
— И раз
! – по залу прокатилось многоголосое «ох».
— Ааа! – меня выгнуло дугой, удар пришелся вскользь по ребрам.
— Два! – новый удар захлестом обжег внутреннюю сторону бедра и низ живота.
— Три! – режущий, поперек стоп, захвативший сразу обе стопы.
— Четыре! – кнут лег на спину, захлестом обогнув бок и укусив сосок левой груди.
— Пять! – длинная полоса через всю спину.
— Шесть! – снова прошло между ног, обожгло промежность, кончик кнута ужалил в пупок.
Уж что-что, а пороть и разные техники нанесения ударов, «Ф» знал досконально. Еще эта его привычка пороть так, что не знаешь куда прилетит следующий удар и не успеваешь приготовиться, сгруппироваться и сжаться.
— Семь! – захлест, кнут обворачивается вокруг моей шеи, кончик больно ударяет в висок.
Его дорогая обувь упирается мне между лопаток, он натягивает захлеснувшийся внут, он душит меня.
— Я тебя научу – шепчет он мне, злым шепотком.
Из рта, носа и глаз у меня течет вода – слезы, сопли, слюна. Выглядит, наверное, печально. Задыхающаяся девушка, голая, прикованная к креслу, испоротая, с побелевшим лицом и слюной, вылетающей с попытками вдохнуть.
Зал затих и в ужасе смотрит на действо. Перестали улыбаться даже самые отвязные. Похоже никому не хочется быть на моем месте. Зашморг отпускает.
— И восемь! – обжигающая полоса ложится на мою спину.
— Десять! – прямая, точная полоса ложится на мой позвоночник, от шеи до копчика, я теряю сознание.
Я очнулась в своей Красной комнате, в своей мягкой постели с шелковым бельем. Все тело болело. Я спала на животе, голая, но все же что-то мешало. На левом соске был небольшой пластырь. На лобке был небольшой пластырь. Всю задницу по горизонтали перекрыл очень большой пластырь. Еще несколько небольших, точечно были на спине. Похоже, «Ф» серьезно разошелся и испорол меня с «порчей шкуры». Это тянуло на санкции, вот только очень под вопросом стояло, нарушил ли он правила или нет. Я потерла один пластырь – под ним очень чесалось.
— Врач сказал, чтобы ты не чесала и не снимала повязки еще хотя бы сутки – я перевернулась на спину и тут же шипя вернулась обратно на живот. – И не вертись так. Тебе сейчас нужен покой.
Прелестная грубость 
webmaster@3iks.ru