И машин мало. Если кто-то проедет, считай – повезло.
— А автобус?
— Чисто теоретически. Я автобус ни разу не видел.
Мы стояли на автобусной остановке, а дождь уже пошел. Крыша была дырявой, и мне пришлось раскрыть зонт. Зоя засмеялась:
— Под крышей и с зонтом!
А дождь все усиливался, поднялся ветер и стал забрасывать капли к нам под крышу и под зонт.
— Надо валить отсюда! – решительно сказал я. – Иначе вымокнем, как собаки!
— А куда? – спросила Зоя, вытираясь платком.
— Куда-нибудь. Попросимся, пустят, надеюсь. Вон дом через дорогу.
— Так там доски.
— Какие доски?
— Поперек двери прибиты доски, – сказала Зоя. – Значит, там никто не живет.
— Бежим!
Дождь вроде притих, я схватил Зою за руку и потащил за собой. Мы перебежали пустынное шоссе и замерли на крыльце перед забитой досками дверью.
— Держите зонт, – сказал я Зое, отдал ей его и взялся за первую доску.
Что тут скажешь? Доски были прибиты на совесть, словно тот, кто уезжал, возвращаться больше не собирался. Две доски я оторвал, а третью сломал пополам. Еще оставался простейший навесной замок, я вынул перочинный нож и шильцем поковырял внутри замка. «Ничего сложного! – сказал я Зое, распахивая дверь. – Заходите!».
— Мы как бомжи, – сказала Зоя.
— А мы и есть бомжи. Я не работаю, а Вы пока без ПМЖ.
— Я работаю, – ответила Зоя, снова вытираясь платком. – Промокла вся.
— Да, – сказал я. – Обсушиться не мешает.
Большую беленую русскую печь мы нашли сразу. Она стояла, как и положено, между горницей (она же спальня) и кухней.
— Дров нет! – доложила Зоя, осматриваясь в полумраке.
— Как это нет! – удивился я. Табуреты есть? Есть. Разломаем, сожжем.
— А хозяева?
— А хозяева нам не указ. Мы же бомжи! Ищите старые газеты на растопку.
Труба не была забита сажей, и через пять минут печь весело трещала сломанными табуретами.
— Теперь можно и обсушиться, – сказал я. – Раздевайтесь!
— В смысле? – не поняла Зоя.
— Снимайте все, развесим на веревках перед печью, что тут непонятного. Или Вы стесняетесь?
— Нисколько.
— И правильно. Здоровье дороже!
Зоя, и правда, почти не стеснялась. Ее одежда и белье висели на веревке перед печью, а сама она сидела на одном из уцелевших табурете, положив ногу на ногу и прикрыв маленькое груди ладонями. От печи веяло благословенным теплом, и я тоже рискнул раздеться.
— Можно спросить? – вдруг сказала Зоя.
— Конечно.
— Я часто думаю, а как же мужчинами при ходьбе ничего не мешает. Там так много понавешено.
— Не мешает, – ответил я и, кажется, покраснел. – Я один раз на яйцо, извините, сел, вот тогда мешало.
— И все-таки странно, – продолжила вгонять меня в краску Зоя. – Почему люди такие разные? Мужчины и женщины. Размножались бы почкованием, так нет, придумали любовь.
— Это не они придумали, – сказал я, радуясь, что могу поменять тему. – Это Создатель. Только низшие существа обоеполы.
— Это все – философия! – безапелляционно заявила Зоя. – Любовь какую-то придумали.
— Брак придумали, – поддакнул я. – Женитьбу всякую.
— А вы с Кристиной женаты? – затаив дыхание, спросила Зоя.
— Нет. Собирались по весне, но так и не срослось.
— Наверное, вы слишком разные, – заметила Зоя. – Хорошо, что не поженились, иначе мучились бы всю жизнь. Я вот никогда замуж не выйду. Зачем? Ведь можно и так. Можно?