в уже порядком растянутое лоно. Когда негритянка впихивает ручища, Анну заставляют смотреть, как разрывается побелевшее от растяжения преддверие влагалища.
Наконец, пресытившиеся садистки оставили измученную жертву в покое. На изнасилованную изощрённым способом женщину больно смотреть, а её некогда аккуратные интимные места тяжело изувечены. Вагина обезображена, стёрта до крови, пугая незакрывающейся воспалённой дырой. Анальное отверстие напоминает жерло вулкана, сильно опухший сфинктер вывернуло наизнанку с участком прямой кишки. И в этой алой жерловине пузырится и клокочет кровавая пена. Багровая слизь, смешиваясь с потом, медленно истекает, грязные потёки на белых ягодицах – всё это ужасает. Потерявшую сознание немку отвязали и кинули на шконку.
Анна так и не смогла заснуть. Писательница не считала себя особо впечатлительной натурой, но страшный спектакль, очевидно, разыгранный по заказу, буквально ошеломил и внутренне опустошил женщину. Дама уже готова на всё, лишь бы не попасть в тюрьму и скорее покинуть стены этого жуткого театра абсурда.
*****
Ранним утром четвёртого дня Анну снова препроводили в помещение для допросов. На этот раз в комнате её ожидает представитель Российского консульства. Чиновник кажется изнурённой женщине, каким-то нескладным, серым и невзрачным, таким же безликим, как костюм, мешковато висящий на сутулых плечах. Клерк задаёт казённым языком дежурные вопросы, что-то помечая в служебном блокноте. Не спавшая ночь, голодная женщина отвечает невпопад, предполагая, что этот человек-функция – бумажная душонка ныне, в этой отчаянной ситуации помочь не в силах.
Когда Анна вернулась, изнасилованной немки в камере уже не было. Завтрак прошёл, а чернокожие сокамерницы оставили женщине лишь кусок заплесневевшей лепёшки и маленькую бутылочку с парой глотков воды. Они ходят вокруг Анны кругами, как акулы, готовые напасть на приговорённую жертву. Лесби-садистки зло ухмыляются и обмениваются многозначительными взглядами. Журналистка вспомнила слова Себастьяна «из двух зол надо выбирать меньшее». Она обречённо позвала охранника, а дождавшись, заставила себя произнести унизительную формулу капитуляции: «Прошу прощения, я готова к аудиенции с господином Гвала Бокасса».
*****
Анна находится в просторном кабинете начальника следственного изолятора. Бокасса откровенно издевается над писательницей, всем своим видом показывая превосходство и силу.
– Синьора Венгер, вид у вас какой-то уставший, плохо спалось этой ночью? – притворно тянет слова тюремщик.
– Переведите меня в одиночную камеру, – женщина с трудом сдерживает себя, чтобы не расплакаться от обиды и унижения. Анна с трудом выдавила из себя последнее слово, – пожалуйста.
– Одиночная камера? Как странно, обычно заключённых угнетает одиночество. Вы не любите простое человеческое общение? – Бокасса поднялся с кресла и, обогнув стол, медленно приблизился к писательнице. – А может быть, вы расистка, синьора Венгер, и не любите людей с чёрным цветом кожи?
Анна молчит, разглядывая рисунок наборного паркета, и моля Бога, чтобы весь этот дурацкий спектакль поскорее закончился.
– Отвечайте! – рявкнул тюремщик, – и в глаза смотреть, когда с вами разговаривает начальник следственного изолятора.
– Так, так, так, и кого же вы любите? – голос Бокассы слегка потеплел.
– Людей с чёрным цветом кожи, – Анна с трудом, тихо выжимает из себя каждое слово.
– Ну, что ж, хорошо. Вот это мы, синьора Венгер, сейчас и проверим, – людоед оскалился голливудской улыбкой. – Полезайте-ка под стол. Да и одиночную камеру нужно ещё заслужить.
Анна медленно, словно поднимаясь на голгофу, подошла к столу со стороны отодвинутого кресла. Она опустилась на карачки и, выполнив приказание, стала ожидать неминуемого. Стол выглядит огромным, он явно старинный, потому женщина расположилась без особых затруднений. Тюремщик, предвкушая «сладенькое», расстегнул молнию форменных брюк, чуть приспустил штаны, и
Море. Моя Саша. Часть 1. 
webmaster@3iks.ru