протянул руку и рубанул вниз, пружина дерева последовала за изгибом ее подошвы, соприкоснувшись с подошвой ее левой ноги жгучей линией изысканного огня. Я снова полоснул ее там, проследив за ее ступней вверх, когда ее нога дернулась и выпрямилась. Я потянулся, чтобы ударить ее по другой ноге, той, что была перехвачена веревкой, и она затряслась, сильно брыкаясь на всю длину своей цепи, снова сильно кончая.
Это продолжалось без паузы, я наносил удары по ее извивающемуся телу, свисающему за одну ногу с дерева. Тело моей любимой Саманты, ее ноги, даже на руках, были испещрены неприятного вида полосами. При тусклом свете камина я бы не узнал об истинных масштабах ущерба до рассвета. И так, несколько забыв о том, что я на самом деле делал, видя и слыша только огонь в Саманте, достигающий все больших высот, мы оба играли свои назначенные роли до конца, это продолжалось.
Я почувствовал и услышал, как волокна палки в моей руке начали отпускаться. Я остановился и ощупал ее по всей длине. Там, где древесина раскололась, было мягкое место ближе к середине. Подойдя в состоянии, подобном трансу, к основанию дерева, я остановился.
Костер догорел до тлеющих углей, осталось лишь несколько слабых язычков пламени, жалобно мерцающих. Я повернулся к Саманте, увидел, что она висит там, и услышал, как она тихо всхлипывает. У нее перехватило дыхание, когда она застонала, дрожа, и ее тело отреагировало на боль единственным известным ему способом, протолкнув еще одну порцию ее соков из ее измученного тела.
Я взял фонарик, чтобы посветить на нее. Зрелище, открывшееся передо мной, потрясло меня до глубины души.
— О боже мой, — тихо пробормотала я. — Что я наделал?
В нескольких местах на ее коже были небольшие порезы, крошечные пятнышки, из которых вытекло несколько капель крови. Она была пересечена ярко-красными линиями повсюду. Теперь она безжизненно висела, когда я направил на нее свет, и я начал осознавать реальные масштабы того, что я с ней сделал. Но когда я наклонился, чтобы увидеть ее лицо, держа свет между нами, ее глаза распахнулись, и она посмотрела на меня. В ее глазах была искра вселенной, яркая, счастливая, такая живая.
— Х...Хозяин?
— Да, малышка?
Ее тело задрожало, и она улыбнулась, легкий толчок сотряс ее.
— Хозяин. Стоп-слово.
Я принес мягкое одеяло, которое расстелил под ней. Я развязал веревку и медленно, осторожно опустил ее вниз. Когда я отвязывал веревку от ее лодыжки, она подняла голову, поморщившись от боли, и заговорила со мной. Ее низкий, хрипловатый голос, сильный и уверенный.
— Это так красиво, Хозяин. Спасибо вам. Спасибо вам.
— Саманта, ты выглядишь ужасно, — сказал я ей. — Я думаю, мы зашли слишком далеко.
— О нет, Хозяин. Вы были великолепны. Все абсолютно идеально.
— Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать утром, — сказал я. — Пойдем.
Я осторожно завернул ее в мягкое хлопковое одеяло и, оставив все, кроме фонарика, отнес ее обратно в лагерь. Там я опустил Саманту у воды. Я разжег костер, затем достал из палатки мочалку. Когда я вернулся, Саманта сидела, и я намочил мочалку в прохладной озерной воде, затем начал тщательно счищать с нее засохшую грязь, пот и кровь. После того, как я очистил ее и осмотрел более внимательно, я увидел, что места, где были рубцы, были не так уж плохи, как мне показалось сначала. Это было нехорошо, но, по крайней мере, я чувствовал, что серьезных необратимых повреждений не будет. Саманта была в полном сознании, когда я мыл ее, она прикасалась ко мне нежно, с любовью, в ее глазах плясали искорки
Юг 
webmaster@3iks.ru