Искры сыплются из глаз. Анна выгибается дугой, и страшный вопль наконец исторгается. Все, кто находится в этот миг в зале, физически ощутили запредельные страдания, материализовавшиеся в истошном отчаянном крике. И каждый пытается поймать, вдохнуть в себя, хотя бы частичку этого запредельного ора. Все на мгновение слились в одно большое лёгкое, впитывают боль, страх, физически ощущая, как эмоции напитывают плоть, страдания женщины трансформируются в молекулы нечеловеческого блаженства. И это дикое наслаждение овладевает всеми и каждым – тягучая, дурманящая эйфория.
Анну трясёт, сознание, зажатое в тисках неповторимой боли, вдруг озаряют всполохи зарницы. В следующее мгновение атомная звезда разрывается в голове, и оргазм – резкий, пронзительный – вонзается в измученную плоть миллионами блаженных лучей. Мучительно-сладко, неповторимо долго, Анну, словно на качелях, подбрасывает в небеса и тут же, кружа и увлекая, поглощает зияющая бездна…
Боль возвращает писательницу к реальности. Промежность печёт и саднит, не даёт о себе забыть натруженная за вечер задница. И в этой болезненной какофонии переживаний солирует, лиловый сильно опухший клитор. Женщина мутным взглядом осматривается, пот и слёзы пощипывают глаза. Рядом мнётся Мартышка, плотоядно улыбается краешком рта. Она только и ждёт команды, чтобы наброситься на распятую жертву и длить, продолжать изощрённую пытку. Чуть в стороне, выбирая новые розги, хлопочет Палач. Толпа, словно ощетинившийся стоглазый зверь, с трепетом ожидает продолжения. Анна с ужасом осознаёт – представление продолжается. И сейчас, снова и снова её будут подвергать исключительному наказанию. Страх и отчаянье парализуют женщину. Предопределённость неминуемого сводит с ума.
*****
Писательница не замечает, как от пёстрой толпы, томящейся в сумерках зала, отделилась фигура Arlecchino. Молодой человек поравнялся с Манджафоко, последовал короткий деловой разговор. Господин поднял руку, призывая собравшихся к вниманию.
– Друзья, наш конферансье, добрый брат Arlecchino, желает покинуть наш праздник, но не один – он намерен забрать Блудницу. Готов платить. Правила пишутся фигурам, игрок в праве менять условия. Мы готовы пойти навстречу нашему брату. Но… – Манджафоко держит театральную паузу. – Последнее слово остаётся за настоящим владельцем фигуры.
– Уважаемый граф Дракула, что скажете? – Господин с любопытством изучает Зиммермана.
Григорий Андреевич неожиданно смущённо пожал плечами. Световая пушка пробежала по головам, вырвала из полумрака фигуру в чёрном. Прожектор бьёт по глазам. Гости с почтением расступились, всё внимание на одинокую персону в круге яркого света.
– Мне наскучила эта дама, я не возражаю. Пять золотых – залог свободы, но следует помнить: забираешь Блудницу – получаешь и её пороки... – Зиммерман излагает тихо, но чётко.
– Есть лишь одно условие. – Продолжает Григорий Андреевич. – По неписаным традициям нашего Братства, Птицу надлежит окольцевать.
– Что-ж, ваше слово – ваше право. А мы продолжим наш волшебный праздник, – и обращаясь к Arlecchino Манджафоко добавил, – после завершения церемонии женщина ваша, забирайте...
Большинство зрителей покидают сумрачный зал. К гинекологическому креслу подсаживается Медсестра (та самая, что сделала Анне инъекцию усиленного возбудителя с пролонгирующим эффектом), женщина выкладывает на медицинский столик инструменты для пирсинга.
Промежность сильно печёт, клитор мучительно ноет, а потому Анна почти не чувствует боли, когда выполняют проколы гениталий. Сердце женщины ликует, она пока не может поверить, слишком внезапно происходит чудесное спасение. Ещё больше взволновало и удивило писательницу, когда Arlecchino как бы невзначай приподнял маску. Дама узнаёт Сергея. Анне невыносимо стыдно предстать перед коллегой-журналистом в таком унизительном, жалком виде. Но вместе с тем женщина бесконечно благодарна молодому человеку: избавление кажется нереальным.
Писательницу освободили от пут, помогли оставить кресло. Анна торопится: покинуть этот вертеп извращенцев хочется незамедлительно, но каждый шаг отзывается
Уроки языка 
webmaster@3iks.ru